Обеднённый уран. Рассказы и повесть
Шрифт:
— Я не пойду, — сказал Кроха. — У меня пятка стёрта.
— Чего это у тебя пятка стёрта? Два года ходил — не тёрло, а как дело к дому — портянки мотать разучился, что ли? — спросил я.
Кроха любовно погладил свои здоровые круглые пятки и сообщил:
— Чуют. Соскучились по гражданской обувочке. Ждут.
— А я только из рейса, — сказал Мара. — Мне вообще не положено. Я там лопатой кого-нибудь пришибу случайно.
И он решительно повернулся на другой бок.
Лыча слушал-слушал, и тоже говорит:
— А мне
— А что скажешь?
— Что-что! Болею я! Температура! И живот болит. Дрищу, как из брандсбойта! И всё!
Я говорю:
— Сэм! Нам-то с тобой что делать?
— Не знаю. Я просто не пойду, а ты как хочешь. Плевал я на всё. Мне скоро домой. Пусть этот уголь грузят те, кого он будет греть зимой! — он показал на «молодых», которые уже оделись и ждали команды.
— Так. Старший — Петров, — распорядился Сэм. — Бегите к штабу и стройтесь. Спросят, где остальные — в нарядах, болеют и работают. Всё, умчались!
Молодые нехотя убежали.
— Ну чего, Немец, — спросил Сэм, — как будешь отмазываться?
— У меня вон «хэбэ» сырое, — говорю я. — Постирался только что. Капает с него ещё. Не знал же я, что войну объявят. Не пойду на войну в сыром «хэбэ». Так и простудиться можно. Ноябрь на дворе.
Тут в расположение зашёл ещё один «молодой» — Авоськин. Вся его фигура выражала покорность злой судьбе.
— Что? — спросил я. Авоськин был в моем отделении.
— Сапоги, — молвил он обреченно. — Сапог моих нет в сушилке.
— А где ж они?
— Не знаю…
Я вдруг нашел гениальное решение.
— Бери мои сапоги и догоняй роту. Ну, если потеряешь… ты ведь у нас такой кадр — трусы потеряешь и не заметишь… Давай бегом!
Счастливый Авоськин, бухая моими сапогами, помчался догонять роту.
— Ну вот, — сказал я. — Теперь у меня и «хэбэ» всё мокрое, и сапоги свои я пожертвовал молодому бойцу — помог, как старший товарищ. А какой я солдат без сапог и обмундирования?
Без сапог и обмундирования я гражданский человек. Значит, можно спокойно спать дальше.
— Хитрая немчура, — сказал Сэм. — Мне бы что придумать…
На следующий день явился наш новый ротный — злющий, как чёрт.
— Вы, бля, считаете себя свободными людьми? Да я, бля, вас всех в нарядах сгною! Да вы, бля, у меня говно будете жрать! Поедете домой только в Новый год, с последним ударом Курантов! Пенделями выгоню за ворота в самых, бля, драных шинелях!.. Значит, сегодня идёте в парк, бля, и будете чистить там ёмкости от машинного масла! Уйдёте, только когда все они будут сверкать, как у кота яйца!
Он ещё долго разорялся на этот счёт, а мы ввосьмером стояли перед ним и скучали. Ну, ёмкости… нам лишь бы время шло побыстрее.
В конце концов в парке между нами и ротным состоялась другая беседа.
— Я всё понимаю — вам домой, вам ничего не надо. Хули!.. Но дисциплина должна
Это было несколько неожиданно. Но где-то даже и ожидаемо. Какие ещё, к чёрту, ёмкости…
Мы не привыкли упускать удачу, плывущую в руки. Быстро перелезли через забор парка, пошли в лес. Грибы ещё были, даже много. Набрали несколько вёдер. И ротному, и себе. Нажарили с картошкой. Вкуснотища! Не пошли на обед, просидели в парке до вечера…
Ещё один день миновал благополучно.
В армии лучше быть раздолбаем.
Я уезжал в конце ноября. Самой первой партией. Стоял перед воротами полка в начёсанной дембельской шинели и разговаривал с Кузьмой, которому предстояло торчать здесь ещё год.
— Как приедешь, сразу к матери-то моей зайди, передай письма.
— Ладно.
— И мне пиши почаще, фотографии города пришли несколько штук.
— Ладно.
— А я тут буду чурок гнобить, — зло сказал Серёга. — Ух, ненавижу! Будут вешаться у меня.
Он стал к тому времени младшим сержантом. Делал успехи. Я как приехал в Польшу рядовым, так и уезжал с чистыми погонами и чистой совестью.
— Ладно, давай, брат.
Мы простились.
Что и говорить, за год я не написал ему ни одного письма. Хотя к матери его заходил, рассказал, как там что.
— Да вы не волнуйтесь, Серёга не пропадёт.
Прошло ещё несколько лет. Я сменил место жительства, уехал из своих детских мест, женился…
Кузьму за это время случайно видел несколько раз, но говорить нам с ним, в общем, было и не о чем. Правда, если бы выпить вместе, разговорились бы, я уверен. Только выпить вместе не получалось.
Однажды днём возвращаюсь домой с завода — палец на ноге взял и сломал. День такой выдался удивительный: на ровном месте, ни с того ни с сего…
Какой-то парень едет навстречу на велосипеде. Рожа знакомая. О, Кузьма! Года два уже не виделись. Лыбится, как всегда.
— Здорово! — кричит он, объезжая меня по кругу.
— Привет! Ты чего здесь делаешь?
— Да я теперь живу тут, — говорит Кузьма. Показывает на соседний дом. — Женился!..
— Ну, — говорю, — от тебя так легко не избавишься! Просто сосед ты мне по жизни… Как дела-то?
— Нормально. В отпуске. Пиво пью!
— Заметно. А я вот палец на ноге сломал…
— Ну! У меня почти все переломаны! — говорит Кузьма небрежно.
Чем же мне его удивить?
— Пойдём, подарю книжку.
— Какую книжку?
— Я написал.
— Ух ты! — он-таки удивился. — Ну давай тогда ещё и Лёхе Семенкову.
— А он где?
— Да я ему передам.
Лёха, как я слышал, стал авторитетным, уважаемым человеком в нашем микрорайоне.
Я выдал Кузьме две своих книжечки с автографами.