Обеднённый уран. Рассказы и повесть
Шрифт:
— Но простишь ли ты меня когда-нибудь? Я не хотел жить так… Вот так, как сейчас… У меня были хорошие родители… Я оступился один раз, и не вовремя… А дальше всё пошло само собой… Но я никогда этого не хотел!
Человек стоял над ним, гладил его по голове и внимательно вглядывался в башни городских торговых центров.
— Я убивал. Нет мне прощения, — прошептал Дмитрий, — знаю сам.
Человек покачал головой и прижал палец к его губам.
Дмитрий оглянулся и увидел очередь из таких же несчастных недолюдей, как он сам. Их были сотни, все безмолвно ползли по дороге на коленях к высокому человеку в странном одеянии. Кто-то полз
Дмитрий отодвинулся в сторону, его место занял следующий.
— Простишь ли ты меня когда-нибудь? — плакал лысоватый пузан в очках и дорогом кремовом костюме, уже успевшем превратиться в грязную тряпку. — Я никогда этого не хотел! Но в молодости я женился на любимой девушке, у неё родители были крупными чиновниками, они устроили меня на престижную работу, и дальше всё покатилось само… Я обманывал и воровал. Нет мне прощения…
— Простишь ли ты меня когда-нибудь?! — взвыла, подползая к руке человека, полуседая женщина, по виду чиновница высшего ранга из мэрии. — Я не знаю, как это получилось! Сначала в школе меня выбрали председателем совета отряда, потом секретарём школьного комитета комсомола, а после я летела вверх по карьерной лестнице, как пуля. Боже, я никогда этого не хотела, но так почему-то всегда получалось! Я прелюбодействовала и воровала, так поступали все вокруг меня. Но мне — мне нет прощения…
Каждого из них человек ласково гладил по голове, пока они рассказывали. Остальные были вокруг них и слушали. Так продолжалось несколько часов, пока длинная очередь не иссякла. И все они были теперь на ногах. Их были сотни.
Но ещё больше — десятки тысяч — было тех, кто не пришёл, кто засел в городе.
Вдруг Дмитрий обнаружил, что он стоит на обочине дороги во главе первой сотни ополченцев и ждёт сигнала. Высокий человек в необычном одеянии посмотрел в сторону города, вздохнул, и тогда все они поняли, что нужно делать.
Пора.
Сегодня.
Над их головами пролетел военный вертолёт. Вдали, у трамвайного кольца, наблюдалось движение многочисленной толпы в одежде цвета хаки. Подъезжали БТРы и грузовики.
Человек неспешно зашагал по дороге к городским башням, и безоружные люди с горящими глазами, не отставая, шли за ним по пятам.
Чёрная подводная лодка
Валька Тимофеев по естественному прозвищу Тимоха к своим сорока годам достиг стабильного материального и общественного положения. У него имелись в наличии собственный домик в пригородном совхозе, жена Зина, державшая Тимоху в кулаке, сын Пашка, учащийся ПТУ, корова Дашка, рыжая с белыми пятнами, поросята, огород, энное количество кур, кошка с собакой, простая работа, не отнимавшая много времени, и крохотная зарплата. Средств на жизнь хватало еле-еле, но хватало, следовательно, всё было в порядке, грех жаловаться.
По вечерам, после всех трудов праведных, если силы ещё оставались, Тимоха любил мечтать о будущих двадцати или тридцати годах спокойной, размеренной жизни, о внуках, о новых телевизионных передачах, которые можно будет просматривать вместе с женой, удобно устроившись на диване, о праздниках, когда съезжается родня, пьётся вино и льются песни…
В один из таких спокойных осенних вечеров (на улице уже задумчиво собирались сумерки, но было ещё светло), Тимоха услышал рёв автомобильного клаксона. Гудок нёсся над полями, длинный и требовательный, он прерывался ненадолго, чтобы тут же
— Это откуда? — спросил Тимоха жену, которая тоже внимательно прислушивалась к гудку.
— С дороги, что ли. И чего гудит? Нехорошо как-то. Будто зовёт, в самом деле… Включи телевизор, сейчас начнутся «Семейные страсти».
Тимоха включил. Но даже необыкновенные перипетии жизни героев сериала не смогли отвлечь его от гудка, тем более что тот и не думал утихать, а всё так же требовательно буравил холодеющий осенний воздух над голыми полями. Тимоха ещё некоторое время пытался смотреть телевизор, но понял, что на месте ему не усидеть. Он сердито плюнул и стал собираться, всем своим видом показывая Зинухе, как ему не хочется идти, но вот надо, мало ли там что… Жена прекрасно знала: её благоверный умирает от любопытства и готов бежать хоть босиком, чтоб не терять времени на обувь. Ладно, пусть сходит, решила она. Надо ведь узнать, мало ли…
— Смотри, не влопайся там ни во что! — предупредила она его грозно.
— Во что влопываться-то, Зин? — удивился Тимоха. — Я туда и обратно, пять минут…
— Знаю я твои пять минут, — рыкнула Зина больше для порядку, потому что Тимоха её действительно был мужик хоть и не образцовый, но спокойственный, голову на плечах имел. Она вновь уставилась в телевизор. Хлопнула входная дверь, потом калитка на улице. В окно Зина увидела, как её муж покрутил головой с высоко задранным носом, пытаясь определить, откуда точно идёт звук, а потом уверенно, словно собака, взявшая след, припустил в сторону зерносушилки.
Ещё по пути туда Тимоха сообразил, где именно находится источник возмущения. Дорога к зерносушилке делилась, словно река, на два рукава, и один из них вёл к ближайшему леску, но, не добежав до него, вилял в сторону и вскоре опять сливался с близнецом. Этот кусок дороги селянами почти не использовался, он медленно разрушался сам собой от весенних паводков и летних дождей, но пока ещё по нему можно было проехать. Правда, в одном месте надо было быть начеку: сразу за крутым поворотом неожиданно под колёса машин словно бы подстилалась огромная глубокая лужа, почти болото, и если кто втюхивался в самую её середину, без буксира выбраться уже не мог.
Лужа эта существовала здесь давно. Тимоха помнил её лет пятнадцать, с тех пор как поселился здесь, переехав из города. За это время сменилось три председателя колхоза, и каждый, вступая в должность, обещал одним из первых дел засыпать проклятую болотину, но ни у кого из них так руки и не дошли, хотя делов-то было чуть: привезти пяток машин грунта и щебня, и проблема решалась навеки.
Наверное, решил Тимоха, какой-нибудь ротозей сидит там сейчас и проклинает всё на свете. На ночь глядя застрять в безлюдном месте, где и не ездит никто — не позавидуешь.
И точно. Длинная чёрная машина увязла брюхом в жидкой грязи. Сидела она хорошо, тут даже и нечего было надеяться выбраться самому. На багажнике машины Тимоха разглядел эмблему «Мерседеса». Немного посомневался, стоит ли вообще подходить. Вдруг это бандиты или ещё кто, ну их к богу в рай, пусть сами пыхтят. Однако за рулём сидел мужик обыкновенного вида, чуть постарше Тимохи. Костюм, очки в тонкой оправе, бородка. На бандита он похож не был, но, по всей видимости, мог здесь бибикать хоть целую ночь и не дать спать всей округе. Решив, что опасности нет, Тимоха неторопливо зашагал к иномарке.