Объект 11
Шрифт:
Совесть и то, что называют человечностью – очень неудобные в использовании вещи.
Для меня же это стало сигналом, что время вышло. Вот-вот мой побег обнаружат. И на этот раз попросту погрузят в анабиоз до самой Эврики.
А оттуда мне точно не выбраться. Я уже сбегала, и не раз, и за мной будут бдить, как не следят за особо опасными заключенными на Кнасте. Пхенг можно обвинить во многом, но делать выводы и учиться на ошибках его представители умеют. И совершенных ошибок больше никогда не повторяют.
Искусственная гравитация вернулась,
Впереди показался шлюз, за которым ждали своего часа спасательные шаттлы. Рассчитанные на одного, максимум двух человек, они были более доступны, чем боевые и разведывательные катера. К тем так просто не подступишься. Здесь же достаточно знать код, открывающий шлюз, стандартный для экстренных ситуаций. На всех корветах Черного крыла они были идентичны.
Пол снова ушел из-под ног, но на этот раз с гравитацией все было в порядке. Я висела в воздухе, не в силах пошевелиться, и пыталась придумать план Б, потому что основной откровенно провалился.
– Ты себе же делаешь хуже, – устало сказал за моей спиной Альфар. – С каждой такой выходкой шансов убедить трибунал хотя бы сохранить тебе жизнь становятся все меньше.
Безнадежно.
Я прикрыла глаза. Все зря. Все годы под чужими лицами и именами, все попытки стереть саму память об Эль, одиннадцатом объекте эксперимента на Ц189. Не будет ни астероида с уютным жилым модулем, ни долгих вечеров с видом на маленький красный карлик во влажной оранжерее, ничего. Только белоснежные стены стерильной лаборатории, писк аппаратов и попытки ученых Белого крыла выжать из моего генома еще немного пользы во имя науки.
35
– А ты бы хотел так жить? – ответила я, когда бывший друг и напарник развернул меня лицом к себе. А он стал сильнее. Раньше удерживать взрослого человека на весу силой мысли он мог не больше минуты. – Не видя неба, исколотый иглами, не принадлежа себе? Хотя о чем это я… Ты так и живешь. Вы все так живете.
– Эль, – с угрозой в голосе протянул он. – Не усугубляй.
Но мне уже было все равно. Когда нечего терять, ничего не страшно.
– Не только вы. Но и следующие поколения эксперимента, только теперь Воспитатели учтут ошибки, и они даже чихнуть не смогут, не восславив Пхенг. Идеальные послушные солдаты, почти киборги, только лучше.
– О чем ты говоришь? Какие следующие поколения? Мы вершина научной мысли Пхенга!
Я бы засмеялась, если бы не было так горько.
– Сотни инкубаторов, Альфар. Сотни. Выживаемость эмбрионов в среднем составляет не более десяти процентов, так что мы лишь первые робкие поделки, не слишком удачные. На Ц189 растет настоящее «Новое поколение». А теперь, когда в их руках нергиты, исследователи получат новую кровь. Вас утилизируют как морально устаревшую технику, Альфар. А вы будете славить Пхенг даже перед открытой заслонкой мусоросжигателя.
– Новые объекты? – Если бы я не знала Альфара так хорошо,
– Когда я была там в последний раз, пару лет назад, новая группа уже приступила к первому этапу обучения.
Мои ноги коснулись пола. То ли Альфар устал, то ли усилие, требовавшееся для удержания объекта в воздухе, мешало сосредоточиться на разговоре. Однако двинуться я все еще не могла.
Альфар молчал. Стоял с непроницаемым лицом и разглядывал меня, словно на моем лице можно было прочесть ответы.
– Ты поэтому ушла? – он все не торопился возвращать меня в изолятор. А на мой быстрый взгляд в сторону камер без выражения пояснил: – Не работают. Сбой во время прыжка, какая жалость.
А меня словно обожгло. Он знал, что я попытаюсь сбежать на шаттле! Знал, что смогу выбраться из изолятора. И специально отключил камеры, чтобы поговорить без всевидящего ока Пхенга.
И я решилась. Преодолеть въевшуюся в кровь привычку замалчивать и придерживать информацию, держать все в себе, никому не доверять. Они уже привели меня сюда, обратно в когти Пхенга. Но, быть может, откровенность поможет спасти кого-то еще от этой участи?
– Я привезла на Ц189 материалы последней экспедиции. Заглянула к Седьмому. Он мне обрадовался… А потом я очнулась в лаборатории. Прикованная по рукам и ногам. Седьмой был рядом. Он сказал, что давно хотел исследовать именно мою мутацию. Что глупо использовать меня там, где справится любой агент, в то время как я могу послужить процветанию Пхенга иначе.
– Идеальное здоровье, – понял Альфар. Я кивнула – столько свободы он мне оставил.
– Иммунитет. Ускоренная регенерация. Абсолютная память. Да у меня единственной сохранена фертильность!
Альфар прерывисто вздохнул, и я знала, о чем он подумал. Точнее, о ком. Увы идеальные объекты, выведенные с помощью генной инженерии, имели один существенный недостаток – они все были стерильны. Воспитатели пытались преподнести это как благо, ведь такие солдаты не отвлекались на «глупости» и с полной отдачей трудились на благо Пхенга. Большей частью мы относились к этому если не равнодушно, то достаточно спокойно. Все, кроме Твины, которая остро переживала отсутствие возможности иметь детей. Ее даже с Ц189 выпустили позже остальных. Боялись срывов, которые в исполнении пироманта могли быть смертельно опасны для окружающих.
Альфар молча слушал и ничего не требовал. Невидимые объятия его силы сейчас ощущались скорее поддержкой, а не тисками.
– Он сказал, что я могу послужить Пхенгу, как никто другой. Что абсолютное здоровье и вечная молодость могут стать достоянием всей Империи. Если он расшифрует тайну моего генома… Но сначала нужно испытать истинные пределы моего организма.
Я прикрыла глаза. Как живого видела Седьмого, нездоровый блеск его глаз и нервные, дерганые движения. И не могла понять: как?! Как мы пропустили, не увидели, что один из нас безумен. Как это упустили Воспитатели, продолжавшие курировать проект?