Объект закрытого доступа
Шрифт:
Жилистый сказал это негромко, но яростно, видимо, не опасаясь, что его кто-то услышит, так как говорил по-чеченски.
«Интересный тип», — подумал о нем Гатиев. Насколько он смог понять, мужчины говорили о какой-то сделке. Вроде бы кто-то их кинул или собирался кинуть. И если приземистый ингуш Ибрагим настаивал на том, что нужно обратиться в милицию, жилистый Ахмед, напротив, настаивал на самостоятельном разрешении конфликта и клялся один уладить проблему. «Вырвать им кишки, и делу конец», — угрюмо твердил он.
Третий
В конце концов Гатиеву надоело следить за соседями, и он вплотную занялся свежей порцией шашлыка, которую поставил перед ним официант.
Вскоре с шашлыком было покончено. Гатиев вытер рот и руки салфеткой, выбрался из-за стола и направился в туалет. Он никогда не касался денег жирными руками, потому что считал это плохой приметой. Сумку и куртку Гатиев оставил на стуле. Он знал, что официанты проследят, чтобы его вещи никто не трогал.
Пока Гатиев стоял у писсуара, в туалет вошел жилистый чеченец Ахмед. Он встал рядом с Гатиевым, суетливо расстегнул ремень и, издав блаженный стон, принялся за дело. Ахмед был не только жилистым, но и высоким, а на шее у него Гатиев заметил небольшой шрам от ножа. У одного из дальних родственников Гатиева был похожий шрам от штык-ножа, только на плече.
Когда они переместились к кранам, Гатиев повернулся к Ахмеду и негромко сказал по-чеченски:
— Слышал, брат, проблемы у вас какие-то. С русскими, да?
— Да, есть немного, — неопределенно ответил Гатиеву Ахмед и спросил: — А ты кто, брат?
— Бизнесом тут занимаюсь.
— А-а.
Гатиев вытер руки одноразовым полотенцем, бросил бумажный комок в урну, затем достал из кармана визитку и положил ее на край раковины.
— Будут совсем большие проблемы — звони, — спокойно сказал он.
Ахмед взял с раковины визитку, пробежал глазами, усмехнулся и, не поворачиваясь к Гатиеву, сунул ее в карман. Потом разлепил губы и небрежно ответил:
— Будут — позвоню.
Вячеслав Иванович поднес телефон к уху и сказал:
— Слушаю.
— Товарищ генерал-майор, это Бекас. У нас все готово, — услышал он в ответ.
— Как все прошло?
— Более-менее. Сначала я ему сразу чип на ворот прицепил. Но он, гад, так резко плечом дернул, а потом еще и ладонью по плечу прошелся, что чип на пол упал. Прямо под стол. Я все боялся, что он его ногой раздавит, но нет, обошлось. Для проформы посидел с ним немного, а потом незаметно чипик подхватил и восвояси убрался. На обратном пути хотел вторую попытку сделать, но он за каждым моим движением следил. Мне даже в какой-то момент показалось, что он что-то учуял.
— Ну и?
— Да вроде не учуял.
— Так ты прицепил чип или нет?
— Нет. То есть — да. Только не я, а Ахмед. В туалете, возле раковины, когда они руки мыли.
— Думаешь, Гатиев
— Не должен. Ахмед ведь в юности фокусником был, даже приз на областном выступлении получил. Как говорится, ловкость рук и все такое.
— Будем надеяться, что так. Это все?
— Нет. Гатиев ему визитку свою оставил. Сказал, мол, «если будут проблемы — обращайся».
— Клюнул, значит?
— Похоже на то. Хотя… черт его знает, товарищ генерал-майор. У него взгляд как прицел.
— Ладно, действуем по плану. До связи.
— До связи, товарищ генерал-майор.
5
Александр Борисович Турецкий сидел за столом у себя в кабинете, пил черный кофе и, время от времени потирая пальцами виски, просматривал расшифровки разговоров Гатиева. В руке у него был красный маркер. Встречая что-нибудь интересное, Александр Борисович делал на страницах пометки.
Минувшей ночью на Турецкого накатила бессонница, и он до рассвета лежал в постели, прислушиваясь к тихому дыханию жены, закинув руки за голову и разглядывая потолок. В голове вертелись неприятные мысли. Вечером жена Ирина вдруг заявила Турецкому, что он подлец, и что она больше не может жить с таким человеком под одной крышей. Сказано это было шутливым тоном, однако Александр Борисович заметил, как грозно блеснули глаза жены, и принял сказанную тираду всерьез. Слишком хорошо ему был знаком гневный огонек Ирининых глаз. Слишком хорошо он знал, в какое грозное пламя умеет превращаться этот огонек от одного неосторожного слова или жеста. Поэтому Александр Борисович сделал покорное лицо и ответил шутливо, тщательно подбирая слова:
— Чем же я заслужил такое, радость моя? Если я чем-то провинился, то заранее прошу простить меня, бо содеяно сие было не по злому умыслу, а токмо по неосторожности.
— Очень смешно, — фыркнула жена. — Ты что, и правда не понимаешь, за что я тебя так назвала?
Турецкий принялся ускоренно перебирать в голове варианты возможной своей вины. Однако в голову ничего не приходило. «Наверняка я забыл о какой-то чрезвычайно памятной дате», — подумал Александр Борисович. Он бы вспомнил, но Ирина не дала ему додумать мысль до конца.
— Ты так и не вспомнил? — грозно спросила она, и глаза ее потемнели так, что на какое-то мгновение Турецкому стало действительно страшно.
Александр Борисович решил смухлевать.
— Вот черт! — громко воскликнул он и хлопнул себя ладонью по лбу. — Болван я, болван! Как же я мог об этом забыть?
Ирина подозрительно сощурилась:
— И о чем же ты забыл?
— Как это о чем? — возмущенно отозвался Турецкий. — И ты еще спрашиваешь?! Да про это я должен был помнить в первую очередь. Я мог забыть побриться, надеть свежую рубашку, позавтракать, наконец! Но об этом… — Турецкий покачал головой. — Об этом — ни за что.