Объект «Зеро»

Волков Сергей Юрьевич

– А кто такой Сыч?

Но вопрос остался без ответа.

Миха, маленький мужичонка с красным, постоянно двигающимся, точно резиновым, лицом, топтался поодаль.

– Пошли, что ли, начальник, – сказал он и шмыгнул носом.

И мы пошли…

По дороге я задал своему провожатому тот же вопрос – про Сыча. Миха снова шмыгнул и ответил так:

– Дык оно тебе надо – Сыч этот? Чекасить кеды по квестам – хедулину сломишь.

Настаивать я не стал. Моя хедулина, в смысле – голова, и так разламывалась от боли. Мы шли от холма к холму, то

и дело натыкаясь на группки людей. Меня поразило обилие женщин с детьми и стариков. Иногда нас окликали, спрашивали, не видели ли мы такого-то или такую-то.

Чадящая дымом громада модуля медленно приближалась. Вокруг кипела работа – добровольцы растаскивали обломки, выискивая под ними выживших. Из трещин корпуса сочилась разноцветная слизь – оставшись без энергоподпитки, биопласт, которым были облицованы практически все внутренние помещения модуля, начал гибнуть и постепенно вытекать наружу.

Мертвых складывали отдельно, рядами. Их оказалось много, очень много. Искалеченные тела, разможженные головы, остановившиеся глаза, бездумно глядящие в чужое небо, в котором кружились черные птицы, издающие пронзительные крики…

Вскоре мы увидели импровизированный госпиталь – сотни, а то и тысячи людей лежали прямо на земле. Многие были без сознания, возле некоторых хлопотали родственники. Стоны и вопли били по ушам, и хотелось бежать, бежать прочь от этого кошмара.

Нога болела нестерпимо, я весь покрылся липким потом, перед глазами плавали какие-то темные пятна.

– Начальник, садись, лечить твою футовину будем, – распорядился Миха, заметив мое состояние.

Он вынул из-за пазухи несколько уже знакомых мне трубочек, снял колпачок с одной из них и вколол дозу голубой мутной жидкости.

– Что это? – дрожащими губами еле слышно спросил я.

– Кайфушка. Ща все гудово станет. На вот, как дойдем, ширнешь эту хрень, и полежи, понял?

Хрень оказалась уже знакомой мне ампулой с комплексом номер три. Я сунул ее в карман, и тут начало действовать зелье, вколотое Михой. Видимо, это был боевой стимулятор, потому что боль сразу точно отрезало, голова стала ясной, а все тело наполнила неудержимая жажда движения.

Быстрая речушка, текущая с гор, весело переливалась перекатами, совсем по-земному щебетала что-то на своем речном языке, и мне вдруг ужасно захотелось искупаться. Стимулятор бурлил в моей крови, и все казалось возможным, все было по плечу.

– Миха! Айда купнемся!

– Ты че, начальник, суперноуп! – серьезно ответил мой провожатый, нахмурившись. – Ватерка – это ж питье. Пиплы убьют, если залукают. И потом – футовина твоя по звезде пойдет сразу. Терпи, начальник, это кайфушка тебя дурит. Вона редовину на палке сечешь? Это сабжуха наша, пришли, почитай…

Впереди показалась штабная палатка, а точнее, импровизированный шатер из кусков серой упаковочной материи. Вэкаэсники использовали в качестве флагштока саморазворачивающуюся десятиметровую антенну от разведывательного скаера, поэтому развевающийся красный лоскут был заметен издалека.

Возле

палатки за складным столиком на сломанном стуле сидел угрюмый брюнетистый лейтенант-вэкаэсник с потухшими погонами и нашивками штурманской группы. Он устало выговаривал сгрудившимся вокруг разноплеменным колонистам:

– Сперва раненые. Сколько раз повторять! Раненые, детишки и старики. Остальные добывают пайки самостоятельно. Если кого заметим в мародерстве, то по закону военного времени…

– Нет, командир, ты должен еду дать! Вы нас сюда привезли, землю обещали. Семена обещали. Машины обещали. Ничего нету – еду давай! – наседали на лейтенанта восточные люди, одетые как персонажи сказок Шахерезады.

Мы подошли ближе. Вэкаэсник заметил нас и встал:

– О, визуальщик! Здорово, сержант. Как фамилия?

– Елисеев. Меня прислала майор Морозова.

– Будем знакомы. Лейтенант Чернышов. Никита.

– Клим.

Я пожал сухую твердую ладонь. Чернышов указал на стул:

– Садись, будешь дежурным. Сюда скоро начнут сухпай приносить, займешься распределением. Выдавать только раненым, матерям с детьми и старикам. Справишься?

– Постараюсь…

– Имей в виду: ты – власть. Так что построже. Ну все, я к модулю.

– Погоди, лейтенант! Наших, ну визуальщиков, много выжило?

– Ты первый, сержант. Других я не видел.

И он ушел, даже не взглянув на переминавшихся в сторонке просителей.

– Начальник, я тоже побег. На вот, – Миха шмыгнул носом, воровато оглянулся и сунул мне в руку самодельный – когда только успел? – нож с обмотанной проводом рукоятью.

Едва только его желтая куртка скрылась за палаткой, как колонисты навалились на меня:

– Еду давай! Давай еду, командир! Людям кушать надо!

Наверное, нужно было сказать им какие-то правильные слова о сложной ситуации, о временных трудностях, о погибших и раненых, но, во-первых, я никудышный оратор, а во-вторых, стимулятор все еще действовал, побуждая к поступкам резким и необдуманным.

Я вскочил и шарахнул костылем по столу, расколов белый пластик.

– М-а-алчать!! Пошли вон, дармоеды! Кто не работает – тот не ест. Все!

Наверное, мои вопли произвели на колонистов чересчур сильное впечатление, особенно на фоне усталого ворчания Чернышова. Люди отшатнулись, многие нахмурились. Посовещавшись, они выслали ко мне усатого афганца в сером халате и грязной чалме.

– Нехорошо кричишь, командир! – сказал он, с опаской поглядывая на костыль. – Катастрофа была? Была. Помощь людям нужно давать? Нужно. На Земле всегда так делают. Закон.

– Тебя как звать?

– Рахматулло. Я старший. Нас тут сто двадцать семей из Кандагара…

– Так вот, послушай сам, Рахматулло, и передай всем: кроме сухих пайков, другой еды у нас нет. И не будет, пока не придет помощь. Пайки надо искать самим, возле модуля, в завалах. Идите и ищите. Если через минуту вы не уйдете, я вас арестую и расстреляю как саботажников. По законам военного времени. Понял?