Объект «Зеро»
Шрифт:
– Сегодня странная ночь. Я чувствую. Я всегда чувствовала, что однажды в моей жизни случится что-то особенное, необычное. Моя мама назвала меня Медеей в честь древней волшебницы. Отец был против, он хотел, чтобы меня звали, как его мать, Аспасией. Но мама настояла. Потом она умерла. Я росла в доме отца, вокруг всегда было полным-полно родни, всех этих теток, дядек, двоюродных братьев и сестер. Там мне все время казалось, что я не могу дышать…
Она замолчала. Чтобы поддержать разговор, я спросил:
– Откуда ты знаешь русский язык?
– Мама до свадьбы жила в России. У отца дома тоже многие умели по-русски,
– Ты сказала… – я неожиданно закашлялся, – ты сказала, что искала меня. Зачем?
Девушка искоса взглянула на меня.
– Сегодня странная ночь, а завтра будет странный день. Он изменит многое в нашей жизни. С тех пор как я оказалась здесь, на планете, которую зовут так же, как и меня, у меня постоянно возникают предчувствия. Поначалу мне было трудно их понять, но после того, как я увидела во сне, как на нас напали ужасные чудовища, а потом это случилось на самом деле, я стала другой…
«О господи, она еще и не в себе, – с тоской подумал я. – Надо срочно вести ее к отцу. Время идет, завтра рано вставать…»
– Ты извини меня… Медея, – я старался говорить как можно мягче, чтобы не дай бог не обидеть ее. – Но уже поздно. Твой отец наверняка волнуется, ищет, куда ты пропала…
Кивнув несколько раз, отчего пышные волосы разлетелись темным облаком, девушка остановилась.
– Ты ничего не понял, Кли-им. Но у нас есть время. Много времени. Завтра будет радость и удача. Но забудь женщину с холодными глазами. Тебе с ней не по пути…
Я вздохнул. Бред. Все – бред. Жалко, такая симпатичная, а дурочка. Могла бы стать хорошей женой какому-нибудь достойному парню, вон хотя бы Гришке Панкратову.
Время шло. Пора. Я протянул руку, намереваясь отвести беглянку домой, но она вдруг шагнула в заросли, и ветви сомкнулись за ее спиной.
– Стой, ты куда!
– Ты слишком взволнован. Я уйду. Тут пять минут ходьбы берегом до наших хижин. Не провожай и не беспокойся.
Теперь она говорила совершенно нормально, без пугающей распевности в голосе, и я немного успокоился.
– Нет, давай я все же провожу тебя. Мало ли что.
– Дурачок. Ты же ничего не понял, Кли-им… – донеслось до меня, и тут же зашелестели ветви – она ушла. Я вломился в кустарник, ободрал руки и лицо, запнулся, ушиб едва зажившее колено, а в ушах ручейком звенел смех девушки…
В конце концов, выбравшись к реке, я уселся на теплый галечник. В черном небе горели чужие звезды, между холмов, в ложбинах, желтели пятна далеких костров.
«Завтра будет радость и удача. Но забудь женщину с холодными глазами. Тебе с ней не по пути…» – вертелось у меня в голове. Я знал только одну женщину, с которой мне было не по пути. Но ее глаза не всегда были холодными. По крайней мере когда-то я видел в этих глазах и тепло, и свет…
10 октября 2204 года
Утро выдалось теплым и таким ясным, как будто за ночь некий чародей раскрасил все вокруг специальными волшебными красками. Панкратов уже ждал меня в штабе вместе с Цендоржем. Они приготовили ранец с сухпайками, флягу воды и несколько кусков копченой прыгунятины.
– А где этот… Миха, что ли? – спросил Гришка, выбирая из груды самодельных ножей тесак побольше.
Я пожал плечами. Лускус вчера сказал,
На Перевале хозяйничал Прохор Лапин. За ночь Шерхель изготовил несколько сотен кирпичей, и из них уже выложили часть основания стены. Смотрелось это все чудно и дико: первобытное небо, серые скалы, расставленные повсюду плафоны с водой, по которым вымеряли уровень, и груды тусклых медных блоков, громоздящиеся поодаль. Почему-то мне вспомнились Фермопилы, триста спартанцев, каменные стены, что возводили бриттские короли в темные века для защиты от кельтов и саксов…
Дозорные, что сидели на утесах над Перевалом, сообщили нам, что ни ночью, ни утром червей они не видели. Зато с первыми лучами Эос на горизонте появились небольшие стада прыгунов.
– Похоже, Яныч прав, – сказал Гришка, поправляя ранец с припасами. – Не любят эти твари сухую погоду. Или, как вампиры, боятся солнечного света…
Переступив зримую черту, отделявшую худо-бедно обжитой нами мир от непознанных просторов Медеи, мы двинулись в глубь равнины, стараясь держать путь от холма к холму, чтобы иметь обзор и не оказаться застигнутыми врасплох.
Топот сзади послышался, когда мы отшагали примерно с километр.
– Стопари, начальник! – фальцетом кричал Миха, размахивая руками. – Припозднился я, сорряй. Сунулся в ваш кампус, а мне сезают – свалили вояджеры. Еле догнал.
– Можешь назад бежать, – сухо сказал я шнырю, когда тот поравнялся с нами. – Мне твои сорряи без надобности.
– Все, все, начальник! Виноват. – Миха прижал руку с короткими пальцами к курячей груди.
Цендорж, всю дорогу молчавший, неожиданно схватил его за шиворот, подтащил к себе и, страшно выпучив глаза, прошипел сквозь зубы:
– Ты, совсем баран, да? Гулять вышел, да? Вперед иди, далеко смотри. Еще плохо сделаешь – придушу.
Миха, шумно втягивая воздух раскрытым ртом, хотел было что-то ответить, но, взглянув на наши с Панкратовым серьезные лица, потупился. Шмыгнув носом, он молча занял место впереди нашего маленького отряда, и мы продолжили путь.
С Перевала хорошо просматривался довольно большой, метров в сто пятьдесят высотой, холм, отстоявший от наших скал километров на пять. Холм этот господствовал над равниной, и именно его я выбрал первой целью экспедиции. С плоской вершины, увенчанной щетиной кустарника, можно было осмотреться и выбрать направление, чтобы двигаться дальше.
– Печет-то как. – Гришка откупорил флягу, глотнул. – Эх, сейчас бы походный костюм с кондишеном…
Над нашими головами, высоко-высоко в бирюзовом небе кружила одинокая птица. Попискивали в высокой траве неведомые местные зверушки, то и дело из-под ног вспархивали мелкие птахи. Зной растекался над равниной, и дрожащий воздух скрадывал пространство, точно кисейный занавес.