Обелиск для фуфлыжника
Шрифт:
– Люди мрут как мухи, – говорил Петр Иванович, хрустя огурцом. – Нас-тоящая эпидемия смертности. Никогда раньше подобного не было! Если так дальше будет продолжаться – вся страна в сплошное кладбище превратится!
– Похоже на то, – согласился Платонов. – Гиблое время!
– Сегодня женщина приходила, молодая, лет тридцати восьми – сорока, – закурив сигарету, продолжал Михайлов (Петру Ивановичу стукнуло пятьдесят восемь). – Недавно сына-мальчишку похоронила. В армии погиб...
– От пули очередного свихнувшегося сослуживца или сам на себя руки наложил? – уточнил Станислав Кириллович.
– Ни то, ни другое, –
– Елки-моталки! – разгорячившись, воскликнул слегка захмелевший Петр Иванович. – Довела народ власть «демократическая»! Даже простая плита без всяких выкрутасов стала для многих недоступной роскошью, – директор кладбища ругнулся в сердцах и залпом осушил полный стакан.
– А что с бабой дальше стало? – поинтересовался Платонов.
– Что, что! – вдруг рассердился Михайлов. – Поплакала и ушла. Сказала, пойду милостыню на паперти собирать, на памятник сыночку моему наскребать. Квартиру бы продала, да жаль, в коммуналке живу...
Сентиментальный Станислав Кириллович утер рукавом повлажневшие глаза.
– Непорядок это. Безобразие! – сказал он. – Мать погибшего за Россию солдата вынуждена побираться... Знаешь, Петь, разыщи эту женщину да пришли ко мне! Я сделаю ей надгробие бесплатно. Не шикарное, конечно, но вполне приличное.
– У тебя же вроде бизнес не слишком гладко идет, – осторожно заметил Петр Иванович.
– Ничего. Не разорюсь! – махнул рукой Платонов. – Хотя насчет бизнеса ты прав. Подкузьмил фуфлыжник Елкин! Ни денег, ни материала. Пидор гнойный! Черный гранит – любимый материал братвы, переселяющейся на кладбище в массовых количествах, а этот сукин сын мне дефицит создал. Я чуть было не потерял многих постоянных клиентов. – Платонов имел в виду, естественно, не конкретных убиенных бандитов, а криминальные группировки. – Спасибо, друзья выручили. Выкрутился! Да, Петь, по поводу той женщины. Будь добр, посмотри по регистрационной книге год рождения, имя, фамилию, отчество пацана, адрес матери. Я завтра же велю своим ребятам изготовить памятник, а женщина пусть подойдет во второй половине дня, фотографию принесет, на плиту посмотрит...
– Фамилию я помню: Половцева. – Михайлов промокнул салфеткой взопревший от спиртного лоб. – Все же остальное...
– Эй, Катерина! – громко позвал он. – Поди сюда.
В комнату громоздко вкатилась румяная толстая конторщица. Михайлов перечислил, что именно нужно узнать, в заключение присовокупив:
– Срочно, не копайся!
– А чего копаться. Я отлично знаю Машку Половцеву и сына ее тоже. Мы соседи по подъезду, – флегматично ответила Катерина, по памяти записывая на листке бумаги данные погибшего солдата, адрес его матери и даже номер домашнего телефона. – Бедная, бедная Машка, – по ходу дела сердобольно вздыхала конторщица. – Муж год назад умер, теперь вот сын единственный. Ох, горе какое! Зарплата нищенская. В холодильнике
– Хватит сырость разводить, – прервал разговорчивую Катерину Петр Иванович. – Все записала? Не ошиблась? Молодец! Можешь идти. Кстати, раз вы соседи, передай, чтобы зашла завтра после двенадцати. Станислав Кириллович приглашает! – Он передал бумагу Платонову, которую тот аккуратно сложил и спрятал в бумажник.
Друзья выпили по полстакана.
– Так как ты собираешься поступить с Елкиным? – надкусив очередной огурец, спросил Михайлов.
– Завтра заканчивается отведенный ему мною десятидневный срок, – неспешно ответил Станислав Кириллович. – Заеду с утра пораньше в офис «Ажур». Звонить считаю бессмысленным. Знаешь ведь повадки хронических фуфлыжников. Секретарша будет твердить как попугай: «Минуту назад вышел... Еще не пришел... У него важное совещание... Перезвоните через час... завтра... Через месяц... в конце следующего года». Поэтому застану внезапно и поговорю лично. С глазу на глаз. Надеюсь, он образумится...
– Вряд ли! – усомнился Петр Иванович. – Фуфлыжник всегда остается фуфлыжником. Говно на золото не перекуешь. Паршивый человечишка Елкин, у параши его законное место!
– Про парашу ты верно подметил, – задумчиво молвил Платонов. – Быть может, если, повторяю, он не образумится, туда Елкина и определим. Со временем...
– Но как? – изумился Михайлов.
– Увидишь! – загадочно усмехнулся Станислав Кириллович, причем зеленые глаза его хищно сверкнули, как у дикого кота...
Платонов прибыл в офис Сергея Игнатьевича в аккурат к началу рабочего дня. Не зная о сломанных ребрах, значительно затруднявших перемещения господина Елкина по городу, он намеревался перехватить должника до того, как тот умотает куда-нибудь по делам.
– Здорово! – холодно приветствовал Елкина Станислав Кириллович, без приглашения усаживаясь в кресло. – Давненько не виделись. Между прочим, десять дней прошли.
– Ну и что? – окрысился Сергей Игнатьевич. – Мир перевернулся?
– Мир пока, слава Богу, стоит на месте, а вот тебе пришла пора возвращать долги!
– Я ж, блин, объяснял русским языком: нет денег! Нет! – взвился на дыбы коммерсант. – Прилип как банный лист: отдай, отдай! Нечего отдавать!
– Врешь! – отрезал Платонов. – Я специально навел справки.
– Заколебали выяснители чертовы, – окончательно взбесился господин Елкин. – Все роют, копают. Деньги чужие считают. Заняться больше нечем?
– Не чужие, а свои, – поправил Станислав Кириллович.
– Покоя не дают ни днем, ни ночью, – не слушая, продолжал психовать Сергей Игнатьевич. – Хрен вам всем в рот! Хрен! Хрен! Хрен!
– Не фильтруешь базар, Сережа, – мрачно сказал Станислав Кириллович. – На зоне за такие слова тебе худо бы пришлось.
– Не смей учить меня, морда уголовная! – взревел Елкин. – Здесь тебе не зона, понял?!
– Ты, Сережа, угомонись. Не дергайся. Береги нервы, – посоветовал хозяин «Пьедестала». – Поговорим на умеренных тонах. Видишь ли, дорогой, моя фирма специализируется на изготовлении особо дорогих, оригинальных памятников. Много клиентов из братвы, некоторые срок отмотали. Урки, по-твоему. Ну так вот, памятники им ставят разные, по чину. Кому побольше, покрасивее, кому поменьше, попроще...