Оберег от нечистой силы

Цветкова Алёна

– Сказал святоша, – фыркнула я, – который каждый вечер запирает несчастных женщин в ящики.

– Что? – не понял меня святоша, – Белава, немедленно выдай всем завтрак.

Народ тут же встрепенулся и, бросив кирки посреди двора, потянулся к кухне.

– А кирки вы сами заносить будете? – мне было смешно. До горечи. Хотелось затопать и заорать, что меня достал этот идиотский мир, что я хочу обратно. Если бы я умела плакать, то разрыдалась бы и повисла на святоше, требуя утешения. Но первый и последний раз я ревела в тринадцать лет,

у Ирки.

– Белава, подожди, – святоша задумался. Посмотрел вокруг, на наполовину чистые кирки, на меня, на бомжиков. Я видела, как в его голове мечется только что снизошедшее на него понимание, если бомжикам прямо сейчас дать завтрак, то они даже не подумают о том, чтобы занести кирки в спальни. Или вынести оттуда ведра с водой. Они просто уйдут на паперть, бросив все как есть. – Пусть закончат уборку, потом дашь им еду.

– Святоша, – ахнула ябеда, – но как же так?! Это же против воли Божьей!

– Ну, что ты, – улыбнулась я и поддержала тетку за локоток. Со стороны смотрелось вполне невинно, но я сжала пальцы так, что она зашипела, – тебя же никто не заставляет. Не хочешь мыть кирку, можешь просто уйти, – я мило улыбалась, – без завтрака.

– Я Божий человек! – вскинула эта идиотка голову, гордясь собой.

– Верена, – вздохнул святоша, – мы здесь все Божьи дети. И ты, и Василиса, и я. И я тоже имею право жить так, как хочу. А я хочу жить тихо, мирно и без скандалов. Поэтому сначала наведите здесь порядок, а потом получите завтрак. Если же кого это не устраивает, то я при храме никого не держу, можете идти на все четыре стороны.

Тетка онемела, да и все бомжики тоже. А святоша повернулся ко мне:

– Василиса, пойдем со мной, дитя мое. У меня к тебе будет небольшая просьба.

Он медленно пошел к храму. А я, обернувшись к своим бомжикам, гаркнула:

– Чего замерли?! Живее за работу, а то каша остынет!

И с удовольствием отметила, как, повздыхав и попрятав миски, грязнули продолжили отмывать кирки. Что же… раз пошла такая пьянка, надо прямо сейчас выпросить у святоши одежду и банный день.

– Святоша, – догнала я священника, – сегодня мы наведем чистоту в спальнях, но сами люди очень грязные, и не мылись с самого лета. Мы должны организовать им банный день.

– Еще один День? – фыркнул святоша, и я только заметила, что он хихикает себе под нос, – и сколько же у тебя еще таких Дней?

– А сколько дней в неделе?

– Семь, – произнес святоша и расхохотался. Он понял мою мысль. – Василиса, ты слишком неугомонная. Даже не знаю, на беду или на удачу привел Господь тебя в мой храм. Но, кажется, я понимаю родственников твоего умершего мужа.

– Святоша, – я пропустила мимо ушей этот сомнительный комплимент, – раз уж Господь Бог велит всем жить так, как они хотят, то может вы не будете запирать меня в кирку против моей воли?

– Разумеется, – тут же отозвался святоша, – буду. Кирка не прихоть, а забота о вашей безопасности. Вы уже сами столкнулись с одержимостью,

дитя мое, и, думаю, вам не хочется пройти через Уд снова.

– Ну, почему же, – усмехнулась я, – мне даже понравилось. И я совсем не прочь полежать под вами еще раз.

– Кхм-кхм, – закашлялся святоша. А я пожалела, что иду сзади и не могу увидеть его лицо. – Дитя мое, я хотел поговорить с тобой о другом. Твое желание устроить жизнь обитателей работного дома похвально, хотя и неожиданно. Очень мало людей в нашем мире готовы посвятить себя бескорыстному служению другим.

А я кивала головой, соглашаясь со словами священника, хотя, когда я затевала эту уборку, меньше всего думала о других. Прежде всего, мне хотелось устроить нормальные условия жизни для себя. И жить в помойке мне совсем не нравится. Но не говорить же это святоше? Пусть думает, что я такая хорошая. Может быть быстрее пойдет мне на встречу.

– И я хотел тебя попросить присматривать за работным домом и его обитателями постоянно. У меня, к сожалению, не хватает на это времени, а люди нуждаются в заботе. Только воздержись, дитя мое, от подобных условий. Божий человек должен получать кусок хлеба и ночлег в любом храме просто так.

– Святоша, – мысленно я скривилась. Вот идиот, неудивительно, что бомжики так обленились. Но виду не показала, – я совершенно с вами согласна. И как только мы наведем чистоту в спальнях и кухне, так и будет… хлеб и ночлег они будут получать просто так, без всяких условий. Но вот за остальное им придется потрудиться.

– За остальное? – Удивился святоша, – За какое, остальное?

– За чистую одежду, за баню, за новую посуду, – загибала я пальцы, а потом сжала оба кулака, – и за многое другое.

– Но, дитя мое, мы ничего этого не даем людям.

– Будем давать! – я решительно взмахнула рукой, – святоша, людей надо помыть и переодеть. Вы посмотрите, какие они грязные и в чем они ходят. Как пустить таких грязнуль в чистые спальни? Они же мгновенно сведут все наши усилия по уборке на нет. И придется снова заставлять их мыть и чистить, – вздохнула я сокрушенно.

Святоша расхохотался. Он смеялся, запрокинув лицо вверх, и теперь выглядел совсем мальчишкой. И я вдруг поняла, что вся его строгость и серьезность напускная, а на самом деле он вот такой, как сейчас: веселый, смешливый… просто научился прятать все это в глубине своей души.

– Ох, Василиса, – вытер он слезы, – но где же я возьму одежду? У нас в храме нет мирской одежды.

– Купим, – улыбнулась я, пожимая плечами, – мы же должны заботиться о Божьих людях. И им нужна одежда.

– Это будет недешево.

– Это будет по-божески… Святоша, мы должны это сделать. А бомжики потом отработают.

– Почему ты называешь их бомжики? – святоша тепло улыбался, – это оскорбительное слово?

– Нет, что вы! Бомж – это человек Без Определенного Места Жительства, – выделила я интонацией первые буквы нужных слов.