Оберегая Коннора
Шрифт:
– Мой сын много рассказывал о Вас, - сказал Люциус.
– Когда я в первый раз прочел его письма, то был удивлен. Поттер в Слизерине? Поттер охотно дружит с Малфоем?
– он улыбнулся, но на сей раз улыбались только его губы, поскольку глаза снова стали холодными.
– Скажите, мистер Поттер, зачем Вы подружились с моим сыном?
Это - отец, защищающий своего ребенка,– подумал Гарри и инстинктивно почувствовал себя более комфортно. В этой роли Люциус не был идеальным хладнокровным чистокровным магом. Если Гарри потребуется вывести
– Скорее это Драко подружился со мной, а не наоборот, - сказал он.
– Я просто не хотел отталкивать его. И я уверен, что он написал Вам о своем Долге Жизни ко мне и о том, как он выбрал его исполнить.
– Да, конечно, - ответил Люциус, - но он о многом умолчал. Например, о том, как именно возник этот долг, или о том, каким образом Вы спасли ему жизнь.
– Долг жизни - очень личная вещь, - пробормотал Гарри, - и одна из древнейших тайн. Думаю, именно честь составляет суть наших традиций, и наделяет их мистической силой.
Люциус искренне улыбнулся и поднял бокал в кратком тосте за Гарри. Мальчик изучил свои чувства и поймал себя на том же странном удовольствии, которое он испытал с того самого момента, как очутился в мэноре. Люциус был Пожирателем Смерти, который пойдет на все, чтобы навредить Коннору или доставить его к Темному Лорду. Но с ним можно было сосуществовать рядом, внутри определенных границ, как в клетке, и только в мирное время. Такие границы допускали моменты взаимного уважения и восхищения. Гарри знал, что отношения между ним и Люциусом всегда будут напряженными, но сейчас они прекрасно понимали друг друга.
– Довольно о моем сыне, - сказал Люциус.
– Как получилось, что сын грязнокровки получил чистокровное магическое образование?
– Потому что я хотел этого, - ответил Гарри, - а моя семья не видела причин, чтобы отказать мне в этом.
– Интересно, - произнес Люциус, приподнимая брови.
– Я думал, что сын Джеймса Поттера будет следовать по стопам отца магглолюбца: преклоняться перед Дамблдором, например, избегать слова «грязнокровка», как будто это темное проклятье, не знать чистокровных традиций или не иметь понятия о чести и гордости.
Гарри постарался сохранить маску на лице. Это было точное описание Коннора, который, хотя и имел частичное представление о чистокровных традициях, но не знал их сути, и уж конечно, никогда не изучал их углубленно вне своего общего магического образования.
– Моя семья не видела оснований отказывать мне и в этом тоже, - сказал Гарри.
Люциус слегка подался назад в своем кресле. Гарри был уверен, что он обдумывает и оценивает сказанное и приходит к выводу, что Гарри хорошо знаком с обоими мирами. Пусть так и случится. Тогда, прежде чем напасть на Коннора, Люциус хорошо все обдумает, основываясь на сведениях о подобном образовании Коннора.
И Коннор действительно нуждается в этом, - подумал Гарри с болью в сердце.
– Я знаю, что
– Тогда почему вы оказались в Слизерине?
– спросил Люциус, отбрасывая тонкости и таким образом изменяя шаги танца.
Гарри напряженно замер, почувствовав этот более быстрый темп опасной интриги.
– Это может говорить о том, что вы отдаете предпочтение одной стороне своего обучения над другими.
– Ученики не выбирают себе факультет, - сказал Гарри.
Люциус рассмеялся. Гарри моргнул. Смех у Малфоя оказался глубоким, богатым, с легким смешком на вдохе. Трудно было представить, что человек, способный так смеяться, мог мучить и убивать детей. Раньше Гарри представлял, что у Люциуса будет холодный смех, похожий на тот, что он время от времени слышал в своих сновидениях.
– Ну-ну, Гарри, - сказал Люциус.
– Вы можете сказать мне. Что же сказала Вам Шляпа, когда распределяла Вас в Слизерин?
Гарри вскинул подбородок. То, что он собирался сделать, было опасно, но если он оставит изменение обращения к себе незамеченным, то его положение перестанет быть равным Люциусу. Этого он не должен допустить.
– Зачем, Люциус?
– произнес он.
– Полагаю, мне она сказала почти тоже самое, что и Вам.
Вот так, - подумал Гарри, когда заметил, что лицо Малфоя снова приобрело пустое холодное выражение.
– Пусть он обдумает это и сам решит, что именно я имел в виду.
На какое-то время воцарилось молчание, Люциус потягивал глинтвейн и смотрел на Гарри. Гарри смотрел на него в ответ, гадая, какая реплика будет следующей.
– Знаете ли Вы, - сказал наконец Люциус приглушенным голосом, - что ваша магия необыкновенно сильна, Гарри? Гибкая и быстро адаптирующаяся. Почти также сильна, как и моя, в то время, когда я был еще ребенком.
Осторожно Гарри попытался почувствовать магическую ауру Люциуса, но ничего не ощутил. Свою магию он спрятал за несколькими тщательно выстроенными ментальными щитами. Гарри кивнул. У него не было способа узнать, было ли заявление Малфоя правдой или ложью, поэтому он не видел причины, по которой можно было бы принять такой комплемент всерьез.
– Спасибо, Люциус, - ответил он.
– Но я всего лишь брат Мальчика-Который-Выжил.
Вот опять. Снова настороженно вспыхнули серые широко распахнутые глаза. Гарри сдержал улыбку. Пусть этот слух оберегает Коннора. Все, что может защитить его, будет подмогой.
Пока Люциус разглядывал Гарри, в комнате снова установилась тишина. Гарри допил свой глинтвейн и притворился, что это была приятная частная беседа.
Кто-то постучал в дверь кабинета, и одновременно с этим раздался стук в окно. Гарри поднял глаза и увидел великолепную рыжую сову, ожидающую, когда её впустят, чтобы забрать письмо, привязанное к лапе. А за дверью кабинета оказался Драко, чей голос послышался в следующую секунду: