Обещанная колдуну
Шрифт:
«Дураки они, да, Тёрн? Правда?»
Взгляд Тёрн сделался темным и страшным. Он шагнул. Пошатнулся. И медленно опустился на колени.
Я закричала и кинулась к мужу, чтобы укрыть от всех этих ненавидящих взглядов. Я успела заметить, как расплываются в улыбках посеревшие от страха лица, как лорд Винтерс вытирает пот со лба, а потом Даниель схватил меня за шиворот и небрежно откинул прочь.
— Очнись! Пожалуйста, очнись!
Тёрн смотрел перед собой безучастным взглядом. Было невыносимо видеть моего мужа, моего сильного,
— Наручники, — скомандовал лорд Винтерс, на глазах возвращая себе уверенность.
Он самолично застегнул браслеты из литаниума на запястьях Тёрна, а потом отвесил ему пощечину. Я ахнула, словно удар пришелся по моему лицу. Никто не обратил на меня внимания, и я медленно и осторожно стала продвигаться ближе к Тёрну и окружившим его людям.
Они вели себя как злые дети, оказавшиеся в вольере льва, опутанного сетью: мощный хищник может лишь нервно бить хвостом, пока зрители, забавляясь, таскают его за гриву и разглядывают клыки.
Вот кто-то схватил Тёрна за волосы, заставляя задрать голову. Кто-то плюнул в лицо. Кто-то с размаху пнул ногой в живот. Я каждый раз вздрагивала и стонала, словно тычки и плевки доставались мне.
Тёрн не издал ни звука. Взгляд его сделался совсем неживым. Я могла только надеяться, что он ничего не чувствует и не осознает, превратившись в марионетку.
Даниель повернул ко мне разгоряченное от азарта лицо, и проклятая память — о, как бы я хотела стереть свои детские годы — подсказала: «Такое же лицо у него было, когда он отрезал голову лягушке. Знал, что делает что-то жуткое, но остановиться уже не мог. Он потом гордился собой: да ладно тебе реветь, Аги, из-за жабы-то!»
— Иди-ка сюда! — весело крикнул он, как будто приглашал на игру, а не на казнь.
Вздернул на ноги. Толпа расступилась, освобождая место. Я упиралась, но разве я одолею Даниеля — он сжал мой локоть до боли и заставил идти.
— Полюбуйся на своего колдуна!
И чтобы у меня не было искушения отвернуться, ухватил за подбородок.
Кто-то располосовал лицо Тёрна, оставив длинные царапины. Нос тоже разбили, так что весь подбородок был залит кровью. Но самое страшное — я поймала его взгляд. Муж находился в сознании, все понимал и ничего не мог сделать.
— Мой любимый, мой родной…
Я залилась слезами, хотя до этого момента как-то держалась. А Тёрн смотрел на меня, будто пытался сказать: «Ничего, ничего, Аги…»
Он потому лишь еще был жив, что люди, собравшиеся уничтожить его, прежде не убивали. Последнюю черту трудно перейти даже отъявленным мерзавцам, но они распалялись, входили в азарт, подбадривали друг друга.
— Может, убьем гуманно? — предложил господин Чамс, вынимая из кармана флакон темного стекла; внутри переливалась вязкая жидкость.
— Решим! — бросил генерал Винтерс. — Ну, Даниель, ты что-то хотел проверить?
— Да, — кивнул тот. — Думаю, есть иной способ избавиться
У меня заколотилось сердце.
— Нет! — ухватила я Даниеля за руку. — Ради всего, что связывало нас прежде!
Я опустилась на колени рядом с ним, не отпуская руки. Я готова была целовать эту ненавистную руку… Даниель наблюдал за мной с видимым удовольствием.
— Тобой, Аги, я займусь позже.
Вырвал ладонь. Несколько секунд разглядывал Тёрна, стоящего на коленях, а потом снял с его шеи амулет.
Я закричала.
Я кричала, когда он швырнул амулет на землю. Кричала, когда он топтал его. Кричала, глядя, как камень разлетается синими искрами и те гаснут, теряя магию.
Даниель думал, что это убьет Тёрна. И остановился, удивленный, увидев, что колдун все так же стоит неподвижно, но жив и невредим.
Он не знал, что на самом деле убил его, вот только смерть эта — страшная, мучительная — придет за своей данью позже…
*** 76 ***
В зале ненадолго установилась тишина: никто не понимал, что происходит.
— Дани, да что с ним возиться — удавку на шею, и дело с концом, — высказался вслух Арвил Мейс, приняв случившееся за вспышку гнева. — Пора заканчивать.
Я уже давно не могла ни кричать, ни плакать. Все выгорело внутри. Сначала удавку на шею Тёрну, потом мне… Скорей бы уж…
— А кто готов? — из-за спин робко спросил аптекарь. — Чтобы сам-то… удавку?
— Не волнуйтесь, милейший Редж, вас не заставят, — раздраженно отрезал Орест Винтерс. — Я управлюсь.
Возникло замешательство — ни у кого не оказалось под рукой подходящей веревки. Кто-то посоветовал перерезать горло, но отец Даниеля отмел это предложение: «Только не в моей гостиной, слишком много грязи». Господин Бернет, в чьем небольшом поместье мы совсем недавно побывали на наречении имени младшему сыну, снял с портьеры шелковую завязку и подал генералу.
— Порвется, — бросил тот.
Чья-то услужливая рука протянула тонкий кожаный ремень.
— Пойдет.
Я наблюдала за происходящим будто со стороны. Все казалось нереальным. Вопрос о способе убийства обговаривали спокойно и деловито. Для этих людей наша смерть стала решенным делом, им только хотелось покончить со всем побыстрее.
— Подожди, отец.
Я вскинула голову, пронзенная дикой, невозможной надеждой. Может быть, в Даниеле осталось что-то человеческое? Иначе зачем он остановил генерала, едва ремень обвил горло моего мужа?
Но Даниель грубо вздернул меня на ноги, и я поняла, что тщетно рассчитывала на сострадание.
— Смотри, колдун, — едко проговорил он.
«Смотри» в устах Даниеля было приказом, Тёрн поднял глаза. Даниель жестом хозяина положил руку на мой живот, другой убрал с моей шеи растрепанные пряди. Усмехнулся и прижал губы к обнаженной коже. Я вздрогнула, как от ожога.