Обещай мне эту ночь
Шрифт:
Он грубо схватил Иззи за плечи, резко повернул кругом и начал застегивать ей платье, уничтожая с каждым исчезающим из виду дюймом ее тела всякие следы собственных неправедных деяний. Когда верхняя пуговица скользнула в шелковую петлю, его рука коснулась нежной кожи на шее девушки. Джеймс почувствовал, как дрожь пробежала по ее телу. И вдруг он снова принялся расстегивать ей платье.
Руки, которые несколько мгновений назад жаждали придушить ее, вдруг смягчились. И он, словно околдованный, как бы со стороны наблюдал, как его пальцы ласкают нежную, как лепестки розы, кожу. Как будто
Едва эта мысль мелькнула у него в голове, как Изабелла с легким вздохом обернулась к нему и прильнула щекой к его груди. Джеймс обнял ее, крепко прижал к себе и неожиданно осознал, что он делает.
Проклятие! Это снова случилось. Она заставила его потерять контроль над собой, и ему это не понравилось.
Не понравилось, какие чувства она в нем пробуждает. Или, вернее, это ему очень понравилось, но он уже давным-давно решил, что не позволит себе подобных чувств. Потому что такие чувства приводят к любви, а любовь крайне опасна.
Он не мог позволить себе полюбить. Это, и только это, побуждало его отступиться от Изабеллы. Чувство самосохранения. А ведь так соблазнительно было воспользоваться тем, что она столь щедро предлагала.
Ее губы, распухшие и покрасневшие от его поцелуев, снова тянулись к нему с явным намерением в очередной раз отдаться этой сладкой пытке. Ее восхитительное тело, прильнувшее к нему, было реальным воплощением всех эротических фантазий, когда-либо приходивших ему в голову, но он и без того уже слишком сильно ее хотел. Она представляла для него угрозу, сложности, которые он не мог себе позволить.
Сейчас она обидится на него и будет страдать, но скоро оправится. То, что она испытывает к нему, всего лишь наваждение, юношеская влюбленность, остатки былой детской привязанности, сдобренные изрядной порцией вожделения.
Его одолевает вожделение к Изабелле Уэстон.
Это странно, хотя и неоспоримо, но все-таки гораздо предпочтительнее, чем любовь. Вожделение он сумеет побороть. Любовь же…
Какое ему, к дьяволу, дело до любви, ведь малышка определенно не влюблена в него. Не может она его любить. Это просто порождение причудливой женской логики, не имеющей с логикой вообще ничего общего. Он старше, и, более того, он мужчина. Следовательно, его оценка ситуации более правильна, и здесь они имеют дело с вожделением, а не с любовью.
Вовсе не с любовью.
Поэтому Джеймс отстранился от девушки в твердой уверенности, что поступает правильно.
— Прошу меня извинить, — сказал он. — Этого не должно было случиться.
— Ты просишь извинения за то, что поцеловал меня? — с недоверием спросила Иззи.
Джеймс кивнул:
— Да, и за… — Взгляд его красноречиво опустился на ее грудь.
После всего, что случилось этим вечером, Иззи решила, что потеряла всякий стыд. Однако она почувствовала, что щеки ее загорелись румянцем. Правда, она сразу же поняла, что румянец частично объясняется яростью, охватившей ее при этих его словах.
— Ты извиняешься за то, что поцеловал меня? — глухо повторила она.
Джеймс
— Я не принимаю твоих извинений. Я вовсе не жалею о том, что ты целовал меня и прикасался ко мне. — Голос ее звучал ровно, но слова вонзались как острые стрелы, стараясь сокрушить все возведенные им вокруг себя стены и защитные сооружения.
— Я не жалею ни о чем, кроме того, что ты остановился. Это было чудесно, лучше, чем я могла вообразить. Я знаю, ты не желаешь этого слышать, но мне необходимо было это сказать.
Джеймс покачал головой, пытаясь ее остановить, но она продолжила:
— Я люблю тебя, Джеймс. На самом деле это даже больше, чем любовь. Я почти чувствую, будто ты часть меня. С первой минуты, как я тебя увидела, я…
— Ты была ребенком! — перебил он ее.
— Знаю. — Она посмотрела ему в глаза. — Я люблю тебя. И всегда любила и…
— Иззи, если ты меня любила, то лишь как старшего брата. Ну, полно, хватит говорить глупости.
— Это правда, — сказала она.
— Что это глупости? — переспросил он.
Девушка покачала головой, вдумываясь в его слова, взвешивая их.
— Нет, правда, что когда мы впервые встретились, я была слишком мала, чтобы испытывать к тебе те же чувства, которые переполняют меня теперь.
Он хотел что-то сказать, но она подняла руку, призывая его к молчанию.
— Я вижу, ты не отвергаешь все, что я говорю, но я тебя действительно люблю. Эти чувства, как и я, со временем изменялись, взрослели. Сначала это была любовь ребенка к мальчику, который снимал ее с деревьев, когда ее родной брат стоял рядом и смеялся. Затем она превратилась в любовь девочки к молодому человеку, украдкой таскавшему ей сладости с бала и обещавшему потанцевать с ней.
— Никогда не думал, что придется сдержать это обещание, — проворчал Джеймс.
— Но ты его сдержал. И я не сомневалась в том, что так и будет.
— Не надо делать из меня святого, Изабелла. Я совершил столько же ошибок и проступков, как любой мужчина. Может, даже больше.
— Ну и что в этом особенного? Бог свидетель, я на это не рассчитываю. Но никого другого мне не надо. Так что теперь это любовь зрелой женщины к мужчине, с которым она хочет прожить жизнь.
Он не произнес ни слова. Иззи с опаской шагнула к нему. Джеймс не шелохнулся. Изабелла почувствовала, что силы покидают ее.
Она прильнула к нему и сделала то, чего поклялась никогда в жизни не делать. Она начала его умолять:
— Пожалуйста, Джеймс, полюби меня! Хотя бы позволь мне любить тебя…
Иззи ждала, затаив дыхание, что он ей ответит.
— Нам пора возвращаться, — сказал Джеймс после продолжительного молчания. — Ужин уже подходит к концу, и гости не поймут, куда исчезла виновница торжества. — Он протянул ей руку.
Изабелла оперлась на нее, испытывая крайнее потрясение. Чувство нереальности происходящего овладело ею. Она обнажила перед ним свою душу. Она просила, нет, молила его о любви. Умоляла разрешить ей любить его. Ее губы все еще саднило от его поцелуев, и сердце все так же бешено колотилось в груди. И тем не менее он готов был отвести ее назад на прием и умыть руки. Он унизил ее.