Обет без молчания
Шрифт:
– То есть ты начал пить? И кто тебя этому научил? Внучок шейха?
– Али не тронь. Он мой кореш. И если бы не он, меня бы тут не было.
– Спи уже, алкаш. – Его пытались уложить уже не первый раз, но Боря вскакивал и метался по квартире, что-то ища. Что – он сам не знал.
– Да не пью я, мам. Просто хреново мне, грустно, вот и развезло с трех рюмок.
– А почему тогда так плохо выглядишь? Худой, мешки под глазами.
– Работаю много, устаю.
– Зачем же надрываться?
– Чтобы заработать денежку.
– Да тьфу на нее! Все у нас есть: квартира, дом, гараж. Можешь продать что-то,
– Ничего продавать и менять мы не будем. Квартира – сестре. Дом – тебе. Гараж – Витьку, – так звали зятя, и он был неплохим автомехаником. – А себе на жилье я как-нибудь заработаю.
Боря еще что-то бормотал, но вскоре уснул, а когда пробудился, был ясный день. В квартире – тихо. Сестра Дашка с мужем Витей на работе, их дочка в садике, а мама, наверное, ушла в магазин: она вчера сетовала на то, что в холодильнике нет нормальной еды, одна дрянь, типа сосисок да йогуртов.
Голова, как ни странно, не болела. Боря, сходив в уборную, прошлепал в кухню, глянул на часы на микроволновке – они показывали половину десятого. Не день, но утро в самом разгаре. Отоспался так отоспался. Вот и не болит голова. Дрых больше полусуток.
Боря налил стакан воды, залпом выпил и включил чайник. Голова не болела, а сушняк все же был. Хотелось сладкого каркаде – он присылал сестре отборный, приобретенный на рынке Омана. Пока грелась вода, Боря изучал холодильник. Думал, что из той дряни, лежащей в нем, съесть. Выбрал творожный сыр. Намажет его на тост, накроет долькой помидора и за милую душу слопает. Да, с б'oльшим удовольствием он бы поел молочной кашки или лапши, но готовить Боря не умел.
Сунув хлеб в тостер, он отправился в ванную. Надо умыться и зубы почистить, а то глаза заспанные, а во рту, как говорится, кошки нагадили. Выдавливая пасту на щетку, Боря смотрел на свое отражение. Да, права мама, выглядит он не ахти. Что похудел, это неплохо. Полным Борис не был и раньше, но жирок имел. А все потому, что мало двигался. Работа сидячая, а спорт – это не для него. В результате щечки и складочка на пузе. Сейчас же ни того, ни другого. Он идеальная вешалка: подкачаться немного, и можно на подиум выпускать. Рост сто восемьдесят пять, вес семьдесят семь. Три кило мышечной массы набрать, и станет как Криштиану Роналду.
Но тот загорелый, пышущий здоровьем, а Боря бледный, даже чуть синеватый. Не скажешь, что живет на берегу Персидского залива. Впрочем, почти все европейцы, работающие в ОАЭ, выглядят так же. Выйдя из офиса, прыгают в машину, едут домой, развлекаются в гигантских торговых центрах, моллах, где, кроме привычных ресторанов и кинотеатров, имеются выставочные комплексы, аквапарки, океанариумы, даже искусственные снежные склоны.
Как это ни странно, Борина бледность и новообретенная худоба на Ближнем Востоке считались привлекательными. Ее увеличивали светлые волосы и бледно-голубые глаза. В Америке он не котировался: там ценились накачанные и загорелые, с улыбкой от уха до уха, а Боря был сдержан в эмоциях. Но в Эмиратах его иначе воспринимали. На него заглядывались женщины, а мужчины ревновали их к нему. Фати как-то обмолвилась, что ей завидуют подружки. Она умудрилась отхватить не только успешного, но и невероятно красивого парня.
Вспомнив об этом, Боря хмыкнул. Если он сейчас выйдет во двор,
Тостер пиликнул. Борис вернулся в кухню, поел, но без аппетита. Сыр оказался невкусным, каким-то пластмассовым, а чай не подвел. Попивая его, Боря вернулся в комнату. Что-то не давало ему покоя.
Плюхнувшись на диван, он понял – семейный архив! Вчера он мотался по квартире в поисках. Бабуля хранила его у себя в комнате (в ней он и спал), перекладывая с места на место. То он в столе лежал, то на антресолях, то в диване, в ящике для подушек. Боря вчера все проверил, но искомого не обнаружил. Может, спьяну? Он встал, отодвинул лежанку. Ничего, кроме старых сапог. Либе не позволяла выкидывать и их. Кожаные, на толстом натуральном меху, они казались ей невероятно ценными. Дочка щеголяла в них в детстве по дому, но на улицу не выходила: когда доросла до каблука, ее нога переросла тридцать пятый размер. Да и устарели сапожки. Внучка тем более не собиралась носить старье даже дома. А выкинуть не могла – бабуля запрещала.
«Теперь все отправится на помойку, – подумал Борис. – Не только башмаки и этот диван, а вся мебель Либе, ковры, занавески, обои… Останутся только фарфоровые немецкие тарелки да фигурки. Они имеют хоть какую-то материальную ценность. Остальное – хлам. И от него, конечно, пора избавиться, но… Так жаль!»
Боря понимал, что это глупо. Он сам, живи в этой квартире, сделал бы то же самое. В комнате Либе нет антиквариата, обычное старье. Но когда оно перекочует на свалку, а пол, стены и потолок будут покрыты новыми современными материалами, не останется бабушкиного духа. Только память о ней, да и она вскоре иссякнет…
Он снова загрустил, но тут зазвонил телефон. Это Фати желала с ним поговорить.
Едва они начали диалог, как раздался мамин голос:
– Сынок, ты встал?
– Да, – ответил он.
– Как себя чувствуешь?
Боря вышел в прихожую, держа телефон у уха. Мама, которую звали Марией – только так, без фамильярных «Маш», – разувалась, у ее ног стояли пакеты из супермаркета.
– Ой, извини, я не знала, что ты разговариваешь, – зашептала она, увидев сына. – Приготовлю тебе поесть. Что хочешь?
– Я завтракал, – ответил ей Боря и вернулся в комнату, чтобы закончить разговор.
Через пару минут он распрощался с Фати. Они договорились, что она приедет за ним в дубайский аэропорт. В этом не было необходимости, Боря добрался бы на метро или такси, но Фати хотелось этого, да и ему тоже. Это же так приятно, когда тебя кто-то встречает.
– Борюся, я тебе все же оладушков напеку, – сказала мама, завидев сына в дверях кухни. – Пышных, как ты любишь. Со сметаной. Или блинчиков на скорую руку сварганить?
– Я тосты поел, не хочу.
– Значит, мучного с тебя хватит. Нужно мясного. Котлеты? – Она показала упаковку охлажденного говяжьего фарша.
Он закивал, но тут увидел кочан капусты и воскликнул:
– А можно голубцы? Согласен на ленивые.
В Эмиратах он часто ел бифштексы, кебаб или бургеры с котлетами из рубленой говядины, но голубцы… Все с той же сметаной… О них он и думать забыл там, на Ближнем Востоке.
– Нет, давай уж классические сделаю. Сын в кои веки приехал, должна я его порадовать.