Обет Ленобии
Шрифт:
— Мы с Мартином сможем быть вместе? Мы сможем пожениться? — Ленобия посмотрела на Медузу.
Высокая вампирша улыбнулась.
— В Доме Ночи женщина вольна выбирать — Супруг или Спутник, черный или белый — это вопрос ее собственного выбора, — она улыбнулась и Мартину. — И я вижу, что вы его сделали. Хотя, поскольку в Новом Орлеане нет Дома Ночи, возможно, будет лучше всего, если Мартин присоединится к тебе в Саванне.
— Это возможно? В самом деле? — спросила Ленобия, обнимая подошедшего к ней Мартина.
— Да, — заверила ее Медуза. — И теперь, когда
Вампирше нужно было уходить, но Ленобия смотрела только на Мартина и чувствовала только его присутствие. Он взял ее руки в свои.
— Что это между тобой и лошадьми, cherie? Я опять нашел тебя рядом с ними.
Она не могла перестать улыбаться.
— По крайней мере, ты всегда будешь знать, где меня искать.
— Хорошо, cherie, — сказал он.
Она скользнула руками по его мускулистой груди, поднявшись к широким плечам.
— Эй, постарайся меня не потерять, — сказала она, подражая его акценту.
— Никогда, — пообещал он.
Затем Мартин наклонился и поцеловал ее, и весь ее мир сузился до него единственного. Ее чувства запечатлели его вкус, смешивавшийся с его чудесным запахом, проникновенным и мужским, принадлежавшим только Мартину. Когда ее руки сжали его в объятиях, он издал тихий звук удовлетворения. Поцелуй стал более глубоким, и Ленобия растворилась в нем, не зная, где заканчивается ее счастье, и начинается — Мартина.
— Шлюха! — прозвучавшее проклятие разрушило радость Ленобии. Мартин среагировал мгновенно. Он повернулся и толкнул ее себе за спину.
Епископ вернулся. Он стоял у входа в конюшню между двумя факелами. Он раскинул руки, и рубиновый крест на его груди засверкал мгновенно разгорающимся все сильнее и сильнее пламенем.
— Эй, давай, убирайся! — Сказал Мартин. — Эта девушка тебя не выберет. Она под моей защитой — это подтверждено обетом — скрепленным кровью.
— Нет, ты не понял. Моей ее делают ее глаза. Моей ее делают ее волосы. Но, более всего, могущество, которым я обладаю, делает ее моей! — Епископ поднял руки к обоим факелам. Пламя вспыхнуло, дым заклубился волнами, становясь все гуще, и вот они начали лизать его руки. А затем, смеясь жутким смехом, он бросил пригоршню пламени на сено, сложенное вокруг них рыхлыми сухими охапками.
Со свистящим звуком огонь вспыхнул, пожирая и насыщаясь. В один ужасный момент Ленобию охватили жар и боль. Она ощутила запах своих горящих волос. Она открыла рот, чтобы закричать, но жар и дым наполнили ее легкие.
Потом она почувствовала обнимающие ее руки — Мартин собственным телом защищал ее от пламени. Он поднял ее и бесстрашно вынес из пылающей конюшни.
Теплый, влажный воздух снаружи охладил обожженную кожу Ленобии, когда Мартин пошатнувшись, выпустил ее из объятий, и она вывалилась на улицу. Она взглянула на него. Его тело так сильно обгорело, что узнаваемыми остались только его оливково-янтарные
— О, нет! Мартин! Нет!
— Слишком поздно, милая. Слишком поздно для нас в этом мире. Хотя мы снова встретимся. Моя любовь к тебе не заканчивается здесь. Моя любовь к тебе не закончится никогда.
— Она попыталась встать, чтобы дотянуться до него, но ее тело было странно слабым, а от движения в спине поднималась резкая боль.
— Умри наконец, и оставь мне мою малышку! — Сзади Мартина, на фоне горящей конюшни появился силуэт идущего к ним епископа. Мартин встретился взглядом с Ленобией. — Я не останусь здесь и сейчас, как бы мне не хотелось. Все равно, я не потеряю тебя. Я найду тебя снова, милая. Вот мой обет.
— Пожалуйста, Мартин. Я не хочу жить без тебя, — всхлипнула она.
— Ты должна. Я найду тебя снова, милая, — повторил он. — Прежде чем я уйду, я должен еще кое-что исправить. Скоро, милая. Я буду всегда любить тебя.
Мартин повернулся, чтобы ответить епископу, издевавшемуся над ним:
— Еще жив? Ненадолго! — Мартин нетвердой походкой пошел к священнику, медленно и отчетливо произнося:
Она мне принадлежит — как и мне ее лишь быть!
Верность и правду мои
Пусть эта кровь подтвердит.
Боль, что ей причинил ты напрасно,
И твое колдовство вернутся к тебе десятикратно!
Как только он добрался до епископа, его движения изменились. На мгновение он снова стал быстрым и сильным, как раньше, но Мартину хватило и этого мгновения. Его руки обвились вокруг Чарльза де Бомона, словно в жутком зеркале отразив объятия, спасшие Ленобии жизнь. Мартин поднял кричащего, сопротивляющегося епископа и понес его в горящий ад, который когда-то был конюшней.
— Мартин! — вырвавшийся у Ленобии крик агонии заглушили ужасные звуки паники горящих заживо лошадей и крики людей, спешащих из соседних домов в поисках воды и помощи. Среди всех этих звуков и безумия, Ленобия сидела, сжавшись в комок посреди улицы, всхлипывая. Когда пламя стало распространяться дальше, и мир вокруг нее запылал, она опустила голову и стала ждать конца.
— Ленобия! Ленобия Уайтхолл! — она не обернулась на звук ее имени. Только действующий на нервы стук лошадиных копыт по булыжнику совсем рядом заставил ее реагировать. Медуза спрыгнула с лошади и встала на колени рядом с ней.
— Ты умеешь ездить верхом? У нас мало времени. Город горит.
— Оставьте меня. Я хочу сгореть вместе с ним. Я хочу сгореть вместе с ним.
Глаза Медузы наполнились слезами.
— Твой Мартин мертв?
— И я тоже, — ответила Ленобия. — Его смерть убила и меня тоже, — говоря, Ленобия ощутила всю нахлынувшую на нее глубину потери Мартина.
Это было слишком — боли были больше, чем могло вместить ее тело, и скорбно рыдая, словно вдова, она рухнула вперед. Ткань платья на спине лопнула по швам, и боль пронзила ее обожженную кожу.