Обет мести. Ратник Михаила Святого
Шрифт:
Он глянул напоследок на Романца и уточнил:
– Как решили – до кустов! Коли первого ниже снесет – победа не в счет! По течению и бревно на тот берег сплавиться может.
– Догоняй, пацан!!!
Борис бросился в воду. Он греб, как опытный пловец, экономя силы и без особых рывков продвигаясь вперед. Степка обошел было его саженками, но потом тоже поплыл по-лягушачьи. Пока шли на равных. Чтобы течение не снесло пловцов ниже намеченной цели, держали чуть наискосок речной струи. Миновали середку, когда Степан забултыхался на месте.
– Ты чего там егозишь?
– Ногу скрутило.
– Поднять на лодку? Но тогда Борис выиграл!
– Нет! Щас ступню оттяну, полегчает.
Гребцы выразительно посмотрели на Романца, тот повелительно махнул им рукой вперед. Хитрые глаза, казалось, говорили:
«Чего ради его глушить? Пока я первый, пусть ворызжется. Либо будет вторым, либо под струю утянет».
Лженовгородец справился с досадной помехой, но далее плыл уже тише, не приближаясь к плывущему впереди.
Берег у зарослей ракит оказался отлогим. Последние несколько саженей Романец пробрел пешком по отмели и, выйдя на берег, торжествующе заорал:
– Эге-ге!!! Аллах акбар! Слышь, ты, рожа новгородская?! Выкидывай свой крест, пока не поздно, мы тебя живо правоверным сделаем!
Степка стоял по пояс в воде и смущенно улыбался, зачем-то засунув правую руку за завязки шаровар.
Все дальнейшее произошло за считаные мгновения. Напарники Бориса вытащили нос лодки на песок и тут же дружно охнули, оседая на сырой песок. Обоим стрелы вошли точно в сердца. Из зарослей, почти доходящих до воды, выпрыгнули с тугими луками в руках Иван и Роман.
Романец попятился к воде. Борис решил, что хитрый новгородец ради получения гривен задумал иную подлость, нежели он сам. Примиряюще выставив вперед ладони, он произнес:
– Согласен, согласен, я проиграл! Серебро в лодке, забирайте. Не надо горячиться, ребята! За этих двух я не в обиде.
– Пошел на берег, собака! – услышал Борис ставший вдруг иным голос своего недавнего поединщика. Обернувшись, он увидел в руке Степана длинный ясский кинжал, до поры до времени скрываемый под шароварами, а теперь холодно блестевший в лучах восходящего солнца. Ноги Романца тотчас сделались предательски-мягкими. Слепая жажда жизни заставила его повиноваться и выбрести на песок в надежде, что все еще можно будет как-то уладить, наобещав за свою жизнь золотые горы.
– Я богат… Я могу заплатить за себя очень много… моего серебра хватит вам до конца дней. Клянусь! Поплыли назад ко мне в шатер, у меня есть камни, золото… Сам берлегбек меня знает…
– Узнаешь меня? – перебил его Иван, делая шаг вперед. – Всмотрись хорошенько, Иуда! Ты уже видел это лицо!
Романец судорожно провел ладонью по мокрой бороде, груди.
– Да, да, конечно! Я видел тебя при княжем дворе, ты кметь Михаила…
– Ты его видел еще раньше! На берегу Тверицы, во время соколиной охоты с татарами.
И, видя, что бывший сокольничий затрудняется вспомнить, достал из колчана оперенную красным
Борису словно подрезали сухожилия. Он рухнул на колени, сложил умоляюще ладони у груди и завопил:
– Пощади! Ради детишек моих пощади, умоляю! Христом-богом прошу!!!
– Христа вспомнил, Иуда земли русской?! А когда Михаилу, князю своему, из живой груди сердце вырывал, ты о чем думал?! А когда яд мне в кувшине подсылал? А когда лихих людей нанимал, чтоб на княжей охоте меня стрельнули? А когда к Юрию переметнулся, с ним тоже о Христе баял?! Умри хоть как мужик, нехристь поганая!
Иван вложил алую стрелу. Романец дико сверкнул глазами, вскочил с колен и бросился к воде. Тетива пропела, и грузное тело пало лицом вниз, беспомощно раскинув руки. Вниз по течению побежала тонкая непрерывная алая струйка. Почти такая же цветом, как и качающееся над мелкими игривыми волнами роковое оперение стрелы…
– Дмитрия-князя тоже должны были казнить сегодня на рассвете, – негромко молвил не проронивший до сих пор ни звука Роман. – Разменяли одного на другого…
– Тысяча таких Романцов одного Михайлова сына не стоит. Дмитрия еще долго Тверь оплакивать будет, а об этой мрази никто и не вспомнит. Заканчиваем, нечего зря время терять! Дорога впереди неблизкая.
Роман вывел из кустов шестерых запряженных коней. Степан подтащил голое тело, ставшее вдруг таким тяжелым, с трудом перевалил внутрь лодки. К Романцу добавили и его спутников. Далеко оттолкнули челн от берега:
– Плыви, русский подарочек! Вряд ли кто вас теперь закапывать станет. На корм рыбам пойдете, Иуды!
Мужчины сложили серебро в торока, дождались, когда Степан переоденется, и вскочили в седла. Их тени от бегущего к югу солнца словно указывали дорогу к далекому, но желанному дому.
Глава 34
Федор в очередной раз перекрестился, встретив вернувшегося сына. Коротко лишь спросил:
– Что князь?
– Думаю, везут уже обратно.
– Везут?..
И более ни слова, лишь глубокие морщины четче обозначились на пожилом челе.
Он молчал до встречи Ивана с ходившей по грибы Любаней. Когда услышал про смерть Романца, вновь встрепенулся:
– Выходит, исполнил свой обет, Ваньша?
– Да, рассчитался сполна.
– И как теперь думаешь дальше жить?
Сын пристально посмотрел на отца и не сразу ответил:
– Перееду сам и вас перевезу на новое место. Ехал я обратно через московлян, под Коломной хочу землю прикупить и дом поставить. Перебаял уже с воеводой Коломенским, берет он меня в дружину. Землю подле Оки присмотрел. Ты ж мне сам говорил: служить надо сильному. А Москва да Орда Твери, похоже, хребет становой надломили…