Обет молчания [= Маска резидента]

Ильин Андрей

На поиски и принятие решения мне была отпущена даже не секунда — ее малая часть. Неожиданный визитер еще не сумел до конца осмыслить увиденное, а я провертел в голове уже дюжину вариантов действий. Не подходил ни один.

Ситуация была патовая. Пока гость наполовину торчал в коридоре, все мои ходы вели к обоюдному размену фигур. Я, конечно, убивал его, но неизбежно засвечивал себя. Ничья, равная моему поражению. Увы, на их поле фигур гораздо больше, чем на моем. У меня вообще, похоже, один король, самовольно возложивший на себя функции ферзя и нагло скачущий через клетки, пока противник вышел до ветру. Нет, размениваться мне никак невозможно. Ладно в шахматах, там короля уважают — не рубят, только матом пугают, а в моей партии

еще как рубанут — просто в лапшу расшинкуют. Есть один-единственный шанс завершить начатую партию — затащить противника на свою территорию и уже здесь с ним покончить. Только вот как его пригласить, чтобы он не отказался? Еще мгновение — и он, переварив увиденное, отскочит в коридор, предварительно громко хлопнув дверью.

Надо рисковать!

Расплывшись в самой, на какую только был способен, подкупающей улыбке, я заговорщицким тоном рыкнул:

— Быстро зайди! Ты нас засветишь, — и на треть высунул из-за своего плеча голову бессознательного бандита, как будто бы он заинтересовался, кто там пришел.

Замечено: уверенный, командный тон в первое мгновение заставляет человека подчиниться. Он действует инстинктивно, еще не зная, что за этим последует. Альпинистов такие инстинкты, когда на голову падает булыжник, спасают (услышал крик — не раздумывая, прилип к стенке) — моего незваного визитера погубили. И еще его подвела высунувшаяся из-за моего корпуса знакомая голова. Не мог же он догадаться, что башкой этой, словно кукловод куклой, управляю я. Он зашел внутрь.

— Закрой дверь! — гаркнул я.

И он закрыл дверь.

Я уже знал, что буду делать дальше.

Гость был достаточно хорошо тренирован. Он начал приходить в себя уже на второй секунде. Он отметил неестественную неподвижность головы своего товарища, увидел закрытый глаз, оценил мой странный вид. На третьей секунде он готов был действовать. Но этой секунды у него уже не было. Я отпрянул направо, отклонил за волосы голову. Визитер заметил второй закрытый глаз и безвольно отвисшую челюсть. И еще он увидел зрачок пистолетного дула. Больше он не увидел ничего. Я нажал курок! Пуля разбила ему голову — он так и не успел вернуться в спасительный коридор.

Теперь отпущенного мне после выстрела времени явно не хватало. Самое малое, его нужно было умножить на два. Я собирался воевать с одним противником, а их неожиданно оказалось двое. Отсюда и двойной временной норматив. Моя голова работала, как запущенная на полную мощность вычислительная машина. Мне надо было решить уравнение с тремя неизвестными. Причем мгновенно. Заранее приготовленное домашнее задание оказалось решенным неправильно. Мне надо было устранить второго бандита, успеть незаметно выскочить наружу (это все нетрудно) и, самое главное, придать двойному убийству облик несчастного случая. За сорок секунд! Разыграть между приятелями дошедшую до стрельбы ссору, отыскать второй пистолет и выстрелить в еще живого бандита? Мол, произошла киношная, в духе вестерна дуэль?

Нет, не успею!

Я уже чувствовал, как ворочаются в койках разбуженные выстрелом соседи. Нет, ничего кардинально нового я придумать не смогу. Будем действовать в рамках первоначального, но чуть более широко трактуемого плана. Я загнал вытащенную обойму обратно в пистолет. Значит, так, мой подопечный чистил пистолет, к нему в гости зашел приятель. То ли балуясь, то ли случайно чистильщик нажал спусковую собачку по недоразумению заряженного пистолета. Пуля — ах какое стечение обстоятельств! — попала не в стену, не в дверь, а прямехонько в лоб товарища. Стрелок расстроился и, следуя секундному порыву, замешанному на раскаянии и страхе неизбежного наказания… да, да, да, именно так, кончил жизнь самоубийством! Довольно правдоподобно. Я вложил дуло пистолета в рот жертве невнимательности, только что угробившей друга, и нажал курок. Убитый упал, но сделавший дело пистолет остался в его руке.

Все! Секунды для эвакуации. Я уже слышал стук

дверей и шаги в коридоре. Запрыгнув на стол, я уже не ногами, как планировал, а рыбкой нырнул в иллюминатор. Треснула ткань костюма, хрустнула раздираемая в кровь кожа. Наверное, лишь полсекунды не хватило входящим, чтобы увидеть в иллюминаторе мои устремившиеся в ночь пятки. На лету срывая импровизированный трап, я свалился в море. В воду я вошел по всем правилам большого спорта, как прыгнул с вышки в олимпийском бассейне. Почти без всплеска.

Опасаясь, что кто-нибудь случайно мог заметить мой прыжок, я поднырнул под днище судна и всплыл с другой его стороны. Береженого бог бережет. Даже если кто-нибудь что-нибудь и видел, подумает, что ему показалось, а потом за общим шумом-гамом он и вовсе забудет о странном происшествии.

Доплыв до якорной цепи, я поднялся до среза палубы, повис на пальцах и так, перебирая руками, дополз до своей каюты. Идти по палубе я не рискнул из-за поднявшейся на судне тревоги. Спустя еще несколько секунд я «спал» на родной коечке, накрывшись очень мне пригодившимся на этот раз матрацем.

Следующую ночь я решил пропустить. И так перекрыл норматив чуть не вдвое. Пора отдых дать и себе, и бандитам. Мне нужно не расслабляться — мой счет еще не кончен!

Весь последующий день корабль ходил ходуном. Беспрерывно бегали, ругались, кричали люди. О заложниках забыли напрочь. Не до них. Третьи сутки — и еще два покойника!

Теперь, я думаю, среди членов команды и боевиков неизбежно образуется оппозиция, требующая немедленно покинуть судно. Командиры, конечно, бунта не допустят — пригрозят страшными карами, рявкнут. А дальше что? Разрастающийся страх приказом не унять, ночные кошмары не уменьшить, тихие разговоры по углам не запретить, сомнений не разрешить. Можно призвать к бдительности, наобещать, что подобное больше не повторится, начать искать скрытого, забирающего каждую ночь по одной, а то и по две жизни врага. Только кого искать — ехидного с рогами и копытами черта или тетушку Фортуну, повернувшуюся к кораблю исключительно задом. Врага нет. Есть злой рок. Никто никого не убивал — все умерли сами! Один влез пальцами под напряжение, другой, перепив, захлебнулся в собственной рвоте, третий дурак пристрелил случайного визитера и застрелился сам. Все обычно. Все вполне объяснимо.

По отдельности!

Но вместе! Но с такой леденящей душу последовательностью! Видно, сам дьявол забавляется здесь игрой в кегли. Только вместо фигурок использует тела людей: попадет шаром — и нет человека. Не зря, видно, кляли их почем зря заложники, не даром посылали на их головы изуверские кары. Видно, дошел до небес их — голос. Ой, нехорошо будет! Проклятое это место. Проклятое! Попомните мое слово, будут еще покойники! А это я обещаю. Будут!

Продумывая следующую вылазку, я прикидывал в уме, сколько их там, живых бандитов, еще осталось и успею ли я свести их на нет в ближайшие недели, если продолжать такими темпами. А пожалуй что и справлюсь, если не лениться…

Ночью судно не спало. По палубам, по трапу, по коридорам бухали чужие подошвы. В приоткрытый иллюминатор густо тянуло табачным дымом. Встревоженные люди не желали расходиться по каютам, собирались кучками, курили и говорили до самого утра. Психологический надлом был близок — надо было лишь дожать. Совсем чуть-чуть. Малую капельку. Нужен был еще труп — не через неделю, не через три дня, когда люди подуспокоятся, — немедленно. И снова в результате вполне понятного, если рассматривать в отдельности, несчастного случая. Только случая! Насилия они сейчас ожидают как спасения! Вид погибшего от пули или ножа товарища для них будет радостью, равной выигрышу на один лотерейный билет трех автомобилей. Нет, только несчастный случай! Четвертый в ряду предыдущих! Вот тогда они взорвутся, вот тогда они забузят! И, если не ринутся дружным гуртом в монастырь замаливать всю оставшуюся жизнь грехи, то судно к берегу направят точно.