Обет молчания (Тайные люди - 2)
Шрифт:
Ждать пришлось недолго - по коридору затопали каблуки, показался долговязый, зевающий, протирающий кулаками глаза матрос. Или бандит? Или совмещающий обязанности в одном лице матрос-бандит? Неважно. Все они здесь одной краской мазаны. Красной.
Он шел, покачиваясь, спотыкаясь, натыкаясь на стены, на ходу расстегивая штаны. Он все еще никак не мог проснуться. С таким проблем не будет.
Я впустил его в гальюн, подождал, пока он сделает свои дела (нашим легче, меньше на несколько сот граммов на плечах вдоль лебедки тащить), и, услышав звук текущей воды, встал за дверью. На выходе я ударил его костяшками пальцев
Напрямую до места было шагов пятьдесят, но я шел по затененным малопосещаемым местам и намотал втрое больше. Возле лебедок я снял с плеча ношу и потянулся к тросам. На завершение работы мне требовалось не более трех минут.
"Завтра сделаю выходной, - думал я, освобождая массивный крановый крюк, а вот послезавтра..." А вот послезавтра я уже ничего не сделал. В самые глаза мне ударил мощный прожектор. Подчиняясь уже не разуму - он так быстро реагировать не умеет, - но наработанному в ходе многочисленных тренировок рефлексу, я отпрянул вправо и наткнулся на упертое в лицо дуло автомата.
Поднырнуть, вырвать оружие, убить противника ударом кулака в кадык, откатиться, взвести затвор... автоматически выстраивал я действия. Но не успел продумать и половины, когда мне в спину, чуть повыше лопатки, уперся еще один ствол.
– Только не надо подныривать, выбивать, убегать, - предостерег голос сзади, - без шевелений!– Значит, это не случайность, и, значит, кроме этих двух, как минимум есть еще один человек, который находится возле прожектора.
Я попробовал чуть сместиться в сторону, чтобы проверить плотность контакта. Но дуло сзади словно приросло к телу.
Хватко действуют ребятки. Миллиметра надежды не оставляют.
– Но-но, не балуй!
Ствол автомата спереди больно вдавился в мой живот. Хорошо вдавился, чуть не на дециметр. Теперь, дергайся - не дергайся, ничего не выйдет. Зажатый двумя стволами, словно букашка в гербарии иголками, я не мог даже шевельнуться. Если бы напор был не таким сильным, я бы мог попытаться неожиданным рывком ускользнуть в сторону, предоставляя противникам возможность пристрелить друг друга. Но в таком положении я непременно потащил бы зацепившиеся за одежду и тело дула за собой и получил бы две пули: одну сзади, другую спереди. По той же причине я не мог выбить оружие. Мне некуда было отпрыгнуть. Чужие руки обшарили мне карманы, подмышки, пах.
– Пусто!
Еще бы не пусто! Я не мародер - трофеев с трупов не брал. И, кажется, зря. По крайней мере сейчас мог бы изобразить происшествие как попытку случайно вырвавшегося заложника завладеть оружием.
Но зачем я тогда тащил оглушенного бандита чуть не через все судно на грузовую площадку? Я испугался оставаться в освещенном коридоре, боялся, что он придет в себя, поднимет шум.
Чего ж не пристукнул сильнее?
Страшно. Я никогда человека пальцем не трогал, а тут вдруг убить! Я и в первый-то раз еле сил набрался его ударить...
Вот это хорошо! Потому-то он и жив остался. Это похоже на правду, это подтверждается действием. Мне главное, чтобы они не связали предыдущие пять случаев с этой неудавшейся попыткой.
– Шагай, - скомандовал все тот же голос. Это пожалуйста. Это я с удовольствием. Только как вы меня поведете? Так же: одно дуло в спину, другое в живот? Пятиться будете? Или с боков в клещи возьмете? Тогда у меня появляется надежда.
Чихнуть для аргументации движения (на чих они, надеюсь, стрелять не будут), резко упасть на спину и ударить по рукам, удерживающим оружие, ногами... Наверное, все же пристрелят, но могут и не успеть. Ах да, еще тот, за прожектором. Похоже, придется сигать в воду. Ну что, попробуем?
– Ой, мужики, секунду. А-а-а-а...– начал я свой смертельно опасный чих.
– Кончай гримасничать!
– Сейчас, мужики, сейчас. Что-то в нос попало. А-а-а! Чихнуть я не успел. А успел увидеть мелькнувший в свете прожектора чужой, летящий мне в висок, кулак. "Левша", - успел отметить я и отключился.
В той темноте мне было блаженно. Не надо было никого убивать, не надо было ни от кого спасаться. В той темноте я был свободен. Глаза я открыл уже в каюте, вернее, не в каюте, а в каком-то подсобном, вроде склада, помещении. В нем не было иллюминатора, не было ничего, напоминающего мебель, - только несколько стеллажей-полок и зарешеченная лампа под потолком. Руки и ноги у меня были связаны, а сам я лежал на металлическом полу.
– Очухался, - сказал уже знакомый мне голос.
Я догадывался, что нахожусь в кладовой не один. Вряд ли меня до прихода в сознание оставили бы без присмотра. Демонстративно застонав и одновременно шевельнувшись, я, не до конца открывая глаза, скосился в сторону. Три человека. Один с автоматом наперевес. Другой возле двери. Третий стоит ко мне спиной. Что-то нехорошее, что-то зловещее почудилось мне в этой третьей фигуре, словно потусторонним холодком дохнуло на лицо. Но вдаваться в подробности я не стал. Не до лирики. Даже если это окажется сам Джек Потрошитель, что с того? Изменить что-либо я не могу. Если Потрошитель, значит, выпотрошит, если Франкенштейн, значит, оживит. Это не суть важно. Жизнь я уже проиграл. Главное, как вместе с этой жизнью унести в тартарары Тайну.
Все-таки меня поймали за руку, и, как бы ни были тупы бандиты, они могут начать сопоставлять факты. Отсюда моя задача - запутать их, поставить как можно более глухую, скрывающую правду дымовую завесу лжи. Засыпать безудержным словоизвержением проклюнувшуюся ненароком истину. Такой будет моя тактика. Раскисать, плакать, каяться, врать напропалую, снова каяться и снова врать. До бесконечности. Я им такую словесную дизентерию устрою, что сам черт не расхлебает.
Теперь повторить новую легенду. Подтвердить каждый ее пункт фактическим материалом. Это я смогу. Любой факт - палка о двух концах: каким хочешь, таким и поворачивай.