Обеты молчания

Хилл Сьюзен

Он поднялся. Уайтсайд еще несколько секунд сидел, доедая очередное пирожное.

– Мы остановимся на этом, Крейг. Спасибо вам за сотрудничество, и мне правда жаль, что мы сюда пришли. Вы понимаете, что нам, возможно, понадобится задать вам новые вопросы, если появится какая-то информация? Если будут новости, то мы, разумеется, свяжемся с вами. У нас есть фотография вашей жены, и в городе появятся постеры, как мы вам и говорили. Вас это, вероятно, расстроит, но нам это может очень помочь. Люди задумываются, когда видят постер, они что-то вспоминают

и часто приходят к нам.

– Вы должны сделать это, – сказал Крейг заплетающимся языком. – Вы должны. Я понимаю.

– Спасибо. Спасибо вам за кофе. О, и если вы захотите поговорить со мной, или вспомните о чем-нибудь, что может показаться нам полезным, вот моя карточка, там мой номер, рабочий и мобильный. Даже не задумывайтесь, сразу звоните мне.

Рука Уайтсайда потянулась к тарелке с пирожными, но под тяжелым взглядом Серрэйлера он с недовольным видом убрал ее в карман и вышел из дома вслед за ним.

Десять

Они договорились провести день вместе еще месяц назад. У Лиззи уроки по четвергам заканчивались в три, а Хелен взяла на работе отгул.

Все утро она занималась тем, что разбирала свою одежду. Она распределила ее по трем кучам: что она никогда не надевала, что она надевала редко и что она надевала часто. Внезапно набралось три мешка вещей, которые можно было отдать на благотворительность, один – чтобы отнести на помойку, и один – чтобы сдать в химчистку. Все остальное, вычищенное и возвращенное на вешалки, отправилось обратно в шкаф, где образовалось многообещающее свободное пространство.

Она встретила Элизабет у школьных ворот – впервые за бог знает сколько лет, – и они поехали в Бевхэм. Через три часа и кучу сумок с покупками спустя они, вернувшись в Лаффертон, пили кофе с поджаренными булочками в новой пекарне в Лэйнс.

Все это время Хелен удавалось держать разговор в русле одежды и обуви, иногда сворачивая в сторону поступления в университет и девочки, которая ходила за Томом как хвостик.

В пекарне было тихо. Наплыв посетителей – покупателей из соседних магазинов, офисных работников, молодых людей, женщин, встречающихся за ланчем, – происходил с момента подачи первого утреннего кофе в 10:30 и длился до полудня, когда особой популярностью пользовался чай. После семи случался еще один. А сейчас только несколько человек сидели за стойкой. Они заняли столик на приступке у окна с видом на Лэйнс, в конце которой виднелся собор. Хелен чувствовала себя довольной – довольной тем, что она с дочерью, довольной покупками, довольной всем.

– Ладно. Выкладывай, – сказала Лиззи, ложкой убирая пенку с капучино.

– Что выкладывать?

– Ну, что-то ведь случилось. Ну же.

Упираться было бессмысленно. Лиззи слишком хорошо ее знала. Лиззи была первой, кто сказал: «Он понравился тебе, да? Все получилось, да?» – через две минуты после того, как Хелен пришла домой в конце вечера, проведенного с Филом. «Хорошо», – все повторяла она. «Хорошо», – как будто она услышала что-то еще.

А

еще она пришла из школы на следующий день и объявила, что ее друг, брат которого учится в школе, где преподает Фил, назвал его «приличным» и «не тупым».

– Не особо радуйся. Это настолько нелепо, что я даже не уверена, что он всерьез.

– Что случилось?

– Он позвал меня на ярмарку!

– О. Боже. Мой. Ты шутишь!

– Очевидно, нет. Учитывая то, что он позвонил мне десять минут назад и сказал, что это не так. Что он не шутит.

– На самом деле… Я думаю, это довольно мило. Да, это и правда мило! Вы можете есть вместе сахарную вату и держаться за руки в комнате ужасов, и он может выиграть для тебя одного из тех розовых кроликов с торчащими зубами за стрельбу по мишеням.

– Спасибо огромное.

– Ты же пойдешь, правда?

Хелен задавала себе этот вопрос несколько раз, так и не придя к окончательному ответу. Дело было не в ярмарке. С этим все было нормально. Ярмарка – это ярмарка, вне зависимости от того, с кем ты туда идешь, и если бы она не умела получать от них удовольствие, то была бы пропащим человеком. Но она чувствовала, что если пойдет с Филом, то она определенно пересечет черту между единоразовой дружеской встречей и…

И тем, ради чего она изначально обратилась в интернет.

– Мам?

– Ну конечно же, я пойду, – сказала она, вытирая масло с губ. – И я хочу еще один эспрессо.

Одиннадцать

Он был взволнован. Он лег спать в том же лихорадочном возбуждении, что и в детстве накануне Рождества. Он проснулся с тем же огромным комом в груди, вспомнив, какой сегодня день.

Идеальная погода и не думала прекращаться. Огромные луны. Туманные рассветы. Жаркие дни. Прохлада, устанавливающаяся после шести вечера.

Они выйдут на угодья в Кландайне, в пятнадцати милях к западу от Лаффертона. Они всегда выходили туда на последнее соревнование сезона. Лесистая местность, холм позади, спуск к озеру, все было идеально. О радушии организаторов нечего было и говорить. Спонсоры были очень щедры. Но в этом было и что-то большее. В финальном туре соревнований сходилось все. Для него это было не просто приятное времяпрепровождение на природе и хороший обед. Он настраивался на победу. Он всегда настраивался на победу. Он был настроен на победу с тех пор, как впервые начал стрелять по глиняным голубям.

Он приехал рано. Еще шла подготовка. Это была площадка для английской спортивно-охотничьей стрельбы с восемью стендами на десять птиц и недавно установленной высокой будкой с машинкой, выпускающей по сто птиц. Лучшее, на что можно было надеяться. Мишени будут симулировать высоко летящих фазанов, очень высоко летящих фазанов, несущихся в разные стороны голубей, мелькающих куропаток и еще множество других, по-разному взлетающих и двигающихся, птиц. Другого такого испытания просто не было.