Обезглавить. Адольф Гитлер
Шрифт:
По дипломатическим каналам из Берлина вскоре Леопольд получил сообщение, что Гитлер назвал его великим человеком за решительный поворот в политике, смелое изменение курса в отношении Германии. И, несмотря на то, что эти слова принадлежали человеку, к которому он не испытывал никаких симпатий и мог бы их отвергнуть, все же этого не сделал. Самолюбивое стремление быть великим оказалось настолько желанным, что он не нашел в себе сил открыто отмежеваться от льстивого заявления германского фюрера.
Провозгласив политику невмешательства в дела Европы, Леопольд уверовал в силу нейтралитета, полагая, что он помешает
Леопольд подошел к оперативной карте, разложенной на столе у окна, и глядел на нее долгим, озабоченным взглядом. Немецкие войска, обозначенные синим цветом, плотным кольцом охватывали границы Бельгии и, он с чувством опасения и страха представлял, как в час икс, назначенный Гитлером, они устремятся на Запад, пронзая территорию Бельгии клиньями танковых колонн, заполняя все ее пространство ударными группировками, которые остановить будет невозможно. Конечно, его солдаты и офицеры будут сражаться храбро и мужественно, но ведь и у них есть предел возможностей. От таких мыслей, холодивших сердце, ему стало не по себе, и чтобы избавиться от неприятного, гнетущего ощущения неуверенности, он принялся ходить по кабинету. Размеренный шаг по мягкому ковру обычно действовал на него успокаивающе, однако на этот раз желанное успокоение не наступало.
Миновал третий день после того, как по договоренности с Рейно и Черчиллем он направил в Париж министра обороны генерала Дени с секретной миссией — совместно с представителями генеральных штабов французской и английской армий разработать план обороны Бельгии от нападения вермахта, и с тех пор со все возрастающим волнением ожидал своего министра. «Что скажут Франция и Англия? Удастся ли с их помощью обеспечить безопасность Бельгии? Наконец, что сделает Гитлер, если узнает о нарушении нейтралитета?» Эти беспокойные мысли, а особенно последняя, взвинчивали нервы, унять которые было не так-то просто.
Леопольд посмотрел на часы. Было двенадцать — время доклада министра обороны, но дверь кабинета не раскрывалась и в ней, как обычно, не появлялся сосредоточенно-серьезный Дени. Король сел в глубокое кресло, опустил лицо на ладони и сидел неподвижно, во власти нелегких размышлений. И, странное дело, каким бы сильным не представлялся ему враг, какая бы неуверенность не овладевала им, где-то в тайниках его сознания все же теплилась, не угасала мысль о нейтралитете, в силу которого король все еще верил.
Сколько времени находился он в состоянии тягостных размышлений Леопольд не помнил. Вывел его из этого состояния неслышно появившийся в кабинете адъютант.
— Ваше величество, — доложил он, — В приемной министр обороны генерал Дени.
Леопольд какое-то время смотрел на него отсутствующим взглядом — так глубоко вошел он в свои мысли, что даже появление адъютанта не могло вывести из состояния размышлений и тревоги.
— Да, да,
Когда же Дени доложил о теплом приеме, оказанном ему в генеральном штабе французской армии, той заинтересованности, которая была проявлена французами и англичанами к разработке плана совместных действий, изложил три варианта такого плана, Леопольд почувствовал что-то вроде облегчения. Он не знал и, бесспорно, не мог знать, как развернутся боевые действия, если их начнет Германия, но то, что против Гитлера он окажется не один, его обнадеживало.
— Какими данными располагают французы и англичане о противнике? — спросил он, когда Дени умолк, ожидая вопросов.
— По данным их генеральных штабов, на западных границах Гитлер развернул три группы войск из восьми армий, в которых насчитывается сто тридцать шесть дивизий, в том числе двенадцать танковых, семь моторизованных. На восточных границах Голландии, Бельгии, Люксембурга и Франции Гитлер имеет две тысячи пятьсот танков, семь тысяч триста артиллерийских орудий и три тысячи восемьсот самолетов.
Министр обороны водил указкой по оперативной карте, показывая расположение немецких войск, штабов, аэродромов и Леопольд снова сник. Доклад Дени подействовал на него ошеломляюще. Три с половиной миллиона солдат, офицеров и генералов с опытом ведения военных действий в Польше, Дании, Норвегии, тысячи танков, самолетов, орудий составляли такую силу, которую ему трудно было представить, но она была, могла обрушиться на Бельгию в любую минуту и еще не известно, сумеют ли придти на помощь французы и англичане, чтобы предотвратить трагедию Бельгии. В душу заползало сомнение.
— Чем располагают Франция и Англия? — спросил он после паузы подавленно.
— Франция и Англия имеют сто сорок две дивизии, в их составе более трех тысяч танков, две тысячи самолетов.
— Значит, силы примерно равны? — заключил Леопольд, сопоставив цифры. Голос его несколько оживился.
— Да, ваше величество.
— Надеюсь, об этом знает и Гитлер?
— Не исключено. Такое количество войск трудно скрыть от разведки противника.
Леопольд помолчал, нахмурив брови. После некоторого размышления, спросил:
— При равенстве сил противников для Бельгии, наверное, выгоднее нейтралитет? Как вы полагаете?
— Нейтралитет в такой обстановке? — Дени показал на карту, как бы предлагая ему самому убедиться в опасности, грозившей Бельгии, и продолжил, как мог убедительнее: — Ваше величество, боюсь быть слишком категоричным в суждениях, но, если ничего не изменится, то это — война.
— Война?
— Иной оценки действиям Гитлера дать не могу.
Леопольд ничего не ответил. Отошел к окну. Он верил министру обороны, его оценке действий Гитлера, но ведь была и другая оценка — политические круги государств Европы, и не только Европы полагали, что Гитлер не столь безрассуден, чтобы начать войну с Францией и Англией. Главным в его политике должна быть война с Россией, и Леопольд склонен был думать, что сосредоточение германских войск на западе может быть отвлекающим моментом в то время, как наступление последует на восток, на Россию. Значит, и в этом случае нужно выждать. Нужен нейтралитет. Резко открылась дверь кабинета и адъютант доложил: