Обитатели миража
Шрифт:
Но если женщина-лягушка глядела на всех нас сразу, то с девушкой из розовой стены дело обстояло иначе. Ее взгляд был прикован к одному только Ларри, она не сводила с него глаз, в которых ясно читалось не просто любопытство, а какое-то значительно более глубокое чувство. Девушка была высокой, значительно выше, чем в среднем бывают женщины, почти такого же роста, что и Ларри, лет двадцати, так мне показалось, не больше. Неожиданно она наклонилась вперед, напряженное выражение золотых глаз смягчилось, и в них появилась нежность; красные губы задвигались,
Ларри быстро шагнул вперед, и его лицо в эту минуту походило на лицо человека, который после многочисленных смертей и рождений наконец-то обрел родственную душу, потерянную века назад. Женщина-лягушка обратила глаза на девушку, ее невероятно большие губы зашевелились - я понял, что она говорит! Девушка, словно бы стараясь привлечь внимание Ларри, выставила вперед ладонь, и затем, подняв ее, положила каждый пальчик на один из пяти цветков резной лозы, находившейся поблизости.
Один, два, три раза нажала она на сердцевинки цветков, при этом я отметил, что рука у нее была необыкновенно длинная и гибкая, а пальцы с вытянутыми кончиками напоминали тонкие удлиненные пальцы, с какими художники, которых мы называем примитивистами, изображали на своих картинах деву Марию.
Трижды она нажала на цветок и затем еще раз выразительно поглядела на Ларри. Медленная сладостная улыбка изогнула малиновые губы. Она страстно протянула к нему обе руки, и неожиданно вспыхнувший румянец разлился по белой груди и нежному, как цветок, лицу.
Словно погасший экран в кинематографе, потемнел пульсирующий овал, и золотоглазая девушка с женщиной-лягушкой исчезли!
Вот так произошла первая встреча Лаклы - служительницы Молчащих Богов и Ларри, когда сердца их открылись друг другу.
Ларри стоял, не отрывая от камня восхищенных глаз.
– Эйлид, - услышал я его шепот.
– Эйлид, чьи губы краснеют, подобно красным гроздьям рябины, а волосы сияют, как золотистая бронза...
– Определенно, это семейство лягушкообразных, - сказал Маракинов, развившихся в процессе эволюции первобытных лабиринтозубых, вы видели ее зубы? Йес?
– Ясное дело, лягушкообразные, - ответил я, - но из вида котелкоголовых, отряд хвостатых.
Я даже не мог представить себе, что Ларри способен на такое бурное негодование, когда он с возмущением накинулся на нас.
– Что вы мелете... о каких-то там первобытных и котелках?
– заорал он.
– Это была девушка - чудная девушка, самая настоящая, и она ирландка, или я не О'Киф.
– Мы говорили о женщине-лягушке, Ларри, - сказал я примирительным тоном.
Он посмотрел на нас как ненормальный.
– Послушайте, - сказал он, - если бы вы оба оказались в садах Эдема в тот момент, когда Ева срывала яблоко, вы, верно, не нашли бы свободной минутки, чтобы взглянуть на нее, занятые подсчетом чешуек на змее.
Ларри широким шагом устремился к стене. Мы последовали за ним.
Остановившись, Ларри протянул руку к цветкам, на которых лежали удлиненные пальчики золотоглазой девушки.
– Вот сюда она положила
Мягко и бесшумно стена начала расщепляться надвое: обе половинки огромного камня медленно повернулись вокруг оси, и нам открылся входной проем, и за ним - узкий коридор, подсвеченный тем же самым розоватым сиянием, которое испускали язычки пламени, окружающие тени на стене.
– Приготовь свое оружие, Олаф, - сказал Ларри.
– Мы идем следом за Золотыми Глазками, - бросил он, повернувшись ко мне.
– За Золотыми Глазками?
– тупо отозвался я.
– Да, следом за ней, - сказал Ларри, - Она пришла, чтобы указать нам путь. И я пойду вслед за ней даже к черту на рога.
Мы переступили порог. Впереди - О'Киф, потом мы с Маракиновым, последним шел норвежец. Ларри и Олаф держали в руках по пистолету.
С правой стороны на расстоянии нескольких футов коридорчик круто обрывался, упираясь в прямоугольный полированный камень, от которого шло слабое розоватое свечение. Крыша у нас над головой находилась меньше чем в двух футах над головой О'Кифа.
Слева от нас поднималась примерно на высоту четырех футов плавно закругленная загородка, протянувшаяся от стены до стены.... а позади нее чернела беспросветная тьма - абсолютная и ужасающая, которая, казалось, свидетельствовала о бесконечных глубинах Розовое свечение, окружающее нас со всех сторон, обрезалось этой чернотой так резко, словно она была материальна: розовый свет мерцал и колебался, будто наткнувшись на какую-то преграду.
Столь отчетливо создавалось впечатление зловещей и неестественной силы, присущей этой густой, как чернила, непрозрачной субстанции, что я отпрянул назад, и Маракинов вместе со мной. Но только не Ларри! В сопровождении Олафа он твердым шагом подошел к загородке и заглянул за нее. Потом подозвал меня.
– Посветите-ка туда вашим фонариком, - сказал он, показывая вниз, в кромешную тьму.
Маленький кружок электрического света, подрагивая, словно от страха, опустился вниз и уперся в поверхность, которая, по моим представлениям, больше всего походила на черный лед.
Я поводил фонариком в разных направлениях, обегая ее кружком света. Пол коридора был сделан из вещества настолько гладкого, настолько отполированного, что ни один человек не смог бы пройти по нему; коридор спускался под уклон с постепенно увеличивающимся углом.
– Да, без тормозов на ногах тут не удержаться, - задумчиво произнес Ларри.
– Разве что съехать на заднице!
Машинально он провел ладонями по краю загородки, наклонившись над которой он стоял. Вдруг Ларри замер в нерешительности, а затем крепко сжал ее руками.
– Тут что-то странное, - воскликнул Ларри.
Правая ладонь у него лежала на плавно очерченной выпуклости, на которой располагались три маленьких закругленных выступа.
– Что-то странное, повторил он... и вдавил пальцами зубчики.