Обитель Джека Потрошителя
Шрифт:
– Надо же… А совсем не похож…
Андрей тяжело рухнул в кресло напротив, и оно жалобно заскрипело.
– В трудное положение ты меня поставила, Агнешка, – начал он после продолжительной паузы. – Я хотел бы помочь тебе, раз уж ты так уверена в своей правоте, но… не смогу.
Его взгляд, брошенный на меня, был виноватым и каким-то отчаянным. Я вдруг почувствовала себя неловко, как будто вторглась на запретную территорию.
– Да, конечно, я все понимаю. Я же не знала, что Турков твой брат.
– Да при чем тут наше родство? – устало откликнулся Андрей. – Все дело в Полинке.
Совершенно ошарашенная, я тупо уставилась на него.
– Знаю, тебе трудно будет понять, Агнешка… Иногда я и сам всего не понимаю. Но Полинка… Она значит для меня слишком много. Сейчас она вся моя, я могу и хочу о ней заботиться, ведь она такая слабенькая, так нуждается в защите… Врачи постоянно
Болезненное молчание повисло между нами. Я чувствовала, что он говорит очень искренне. Я даже немного позавидовала той любви, которую испытывал этот большой и сильный человек к маленькой девочке. Хотя чему я удивляюсь? Полинка – его племянница, дочь брата. Я вдруг как будто напоролась на невидимую стену, поняв, что что-то не складывается. Почему о Полинке заботится именно Андрей, а не родной отец девочки? Странно…
Я не заметила, что произнесла последнее слово вслух, но Андрей, кажется, понял, что я имела в виду. Во всяком случае, его ответ прозвучал очень кстати:
– Петр оставил свою жену и не захотел заниматься девочкой.
Я увидела, что он усмехается. Усмешка была до того горькой, что у меня стало горько во рту, будто я сдуру наелась полыни.
– Придется тебе выслушать эту историю с самого начала. Много лет назад я был влюблен в свою одноклассницу, хорошую, милую девочку. Мы были еще детьми, но любовь между нами была настоящая. После окончания школы мы собирались пожениться, но осенью я отправился в армию. Два года – срок немалый, хотя она обещала ждать. И сдержала обещание, однако меня встретила совсем не та девочка, которая провожала два года назад. Она и раньше-то не была хохотушкой, а тут и вовсе сникла, смотрела на меня как побитая собака и часто плакала без причины. Точнее, причина была, но я узнал ее не сразу. Мой брат, как ты уже, наверное, заметила, гораздо старше меня. Пока я служил, он успел крепко встать на ноги и здорово разбогатеть. У него было все, что пожелаешь, включая бесчисленных подружек, которых он менял по дням недели. И только не хватало жены. Подружки-модельки на ее роль не годились. Дураком Петя не был и понимал, что они вроде блестящих брошек – красиво, но ненадежно. Стася была иной – женственной, нежной, чистой. То есть такой, какая требовалась ему в идеале. К тому же она была красива. Ты видела ее портрет и можешь со мной согласиться. В мое отсутствие Петр, используя наше родство, стал захаживать к родителям Стаси, оказывая то одну, то другую услугу и вроде бы не требуя ничего взамен. В конце концов родители сочли, что для их любимой дочери Петр – лучшая партия, и принялись ее активно обрабатывать. Когда я вернулся, она уже почти сдалась. И тем не менее поначалу мне показалось, что все не так уж страшно. Стася поклялась мне, что между нею и моим братом ничего не было. Не верить ей у меня не было оснований. Такое в духе моего брата – разыграть благородство, не мелочиться в ожидании крупного выигрыша. Он всегда играл только по-крупному, мой брат… Не стану рассказывать, как я пытался уговорить родителей Стаси изменить свое решение. Они и слушать ничего не желали, в их глазах я был нищим, без определенного будущего, тогда как Петр мог обеспечить Стасю всем необходимым. Они даже пробовали откупиться от меня… В общем, ничего у меня не вышло. Стасю отправили под венец с моим братцем, однако… Я не ожидал такого от моей девочки, но она сама предложила подарить мне свою первую ночь накануне постылой свадьбы. Кто бы смог отказаться? Я не смог, хотя сейчас ненавижу себя за ту слабость. Не знал я тогда, что наша единственная ночь перечеркнет всю ее жизнь и в конце концов приведет к смерти. В ту ночь Стася забеременела. Но сначала я не знал, что Полинка – моя дочь. До какого-то времени Петр тоже ни о чем не подозревал. Со Стасей мы больше не встречались, а девочка как две капли воды была похожа на свою маму.
И все-таки Петр узнал тайну. Я подозреваю, что глаза ему открыла лучшая подруга Стаси. Только ей она доверяла настолько, что могла рассказать все. Я тогда не жил здесь, уехал далеко. Стася же была настолько горда, что, даже когда Петр выгнал ее из дома и оформил развод, не побрезговав экспертизой, чтобы подтвердить мое отцовство Полинки, ничего мне не сообщила. Мне написала ее мать, с трудом разыскав мой новый адрес. Когда я вернулся, все было кончено. Стася не выдержала свалившегося на нее позора – Петр умеет быть очень жестоким и организовал настоящую травлю – и погибла при невыясненных обстоятельствах.
Андрей замолчал, потирая виски, как от сильной боли.
– А что подруга Стаси? – спросила я тихо. – Ей все сошло с рук?
– Более того, – усмехнулся Андрей презрительно, – она выскочила за Петра замуж, прибрав к рукам перспективного со всех точек зрения мужика.
– Так Диана была подругой Стаси? – обомлела я, боясь, что ослышалась.
– А что тебя так удивляет?
– Да нет, просто… – Я не смогла закончить фразу и неловко замолчала.
– Ты, конечно, считаешь, что я должен был отомстить за Стасю, не так ли? Признаюсь, я набил Петру морду. Набил бы и еще раз, если бы не понял, что рискую оставить сиротой собственную дочь. Петру Полинка была не нужна, Диане – тем более. Отец Стаси умер, не дожив до катастрофы, а мать после похорон слегла в больницу и превратилась в инвалида. Она так и не смогла простить себе того, что своими руками сломала жизнь своей дочери. Полинке грозил детский дом. И я решил, что воспрепятствую этому любым способом, пойду на любые унижения, выдержу все, лишь бы оградить свою дочь от чужой жестокости. Петр разгадал мои намерения и, могу сказать, потешился надо мной всласть, сполна отомстив за свою разбитую морду. Самым изощренным издевательством стало их требование поступить к Диане секретарем, то есть фактически стать ее мальчиком на побегушках. В обмен они отдали мне Полинку на законных основаниях, предупредив, что при малейшей попытке изменить ситуацию я лишусь девочки навсегда. И я согласился, понимая, что без меня Полинка просто не выживет. Что ее ждет? Приют? Или, что еще хуже, жизнь в доме, где все ее ненавидят? Ну уж нет, такого не будет, даже если мне придется заложить душу дьяволу.
– Я понимаю тебя. Хотя все это так мерзко, так ужасно…
– Ничего, Агнешка, я – сильный, взрослый человек, а вот Полинка – всего лишь беззащитный ребенок. Я не могу подвергнуть ее риску. Поэтому и отказываюсь помогать тебе. Прости.
– Не стоит извиняться. Все ясно и не требует дальнейших объяснений. Единственное, о чем я рискнула бы спросить тебя… Знаешь ли ты, что происходит на тех закрытых вечеринках?
– Представь себе – нет! – признался Андрей. – Меня на них никогда не приглашали, да я и не рвался.
– Неужели тебя никогда не одолевало простое любопытство?
– Мне они глубоко безразличны. Я с трудом терплю Диану во время работы, а уж о том, чтобы быть рядом с ней во внерабочее время, не может быть и речи. Конечно, если бы я знал, что могу их на чем-то подловить, можно было бы попытаться… Хотя их ничто не берет. С такими связями, как у них, никакой суд не страшен. Уверен, что они от всего отмажутся.
Я взглянула на часы. Что ж, нельзя больше терять времени. Вечеринка в доме Дианы должна быть в самом разгаре. Пора навестить ее гнездышко и попытаться утащить яичко покрупнее. Сделаю из него яичницу, а если повезет – то омлет.
Глава 24
Если вы никогда до сих пор не пытались лазить зимой по деревьям, то мой вам совет – и не начинайте. Занятие пренеприятное, особенно на морозе. Что касается меня и Наташки, то у нас просто не было другого выбора. Иным способом до второго этажа, где собирались Дианины гости, было не добраться. Андрей подробно объяснил мне расположение комнат в доме и даже нарисовал план. По нему мы легко вычислили четыре окна большого зала. С деревом нам повезло. Слава богу, что это была не елка. И без ее колючек к тому моменту, когда я оседлала подходящий сук, мои перчатки оказались разорванными в клочья. О ноге я позаботилась заранее, обколов ее обезболивающим, которое где-то раздобыла Наталья, иначе не то что по деревьям лазить, я бы и пешком ходить не смогла. Но даже «замороженная» конечность давала о себе знать: противно ныла и время от времени немела, полностью теряя чувствительность.
Наталья начала гудеть еще на земле и продолжила это занятие дальше, ноя над ухом, как больной комар. Она попыталась схитрить и остаться под деревом, якобы для страховки, но я побоялась рисковать. Как и обещал Юрка, охраны возле дома не наблюдалось, но от любопытных соседей мы не были застрахованы.
Ветка, в основании которой я угнездилась, как нахохлившаяся ворона, поднималась вверх под острым углом и своим концом касалась покатой черепичной крыши особняка, нависая над широким балконом наподобие шатра. В окнах, выходящих на балкон, горел свет. До нас доносилась музыка и неразборчивый гул множества голосов. На наше несчастье, все окна были плотно зашторены, и разглядеть что-либо с дерева не представлялось возможным. Нужно было попасть на балкон.