Обитель любви
Шрифт:
— Мама сказала, что это было у них всего лишь один раз. Этот раз ничего не значит.
— Ничего не значит? Мне показалось, что твоя мать не так в этом уверена. Да и дядя Бад, похоже, тоже кое в чем сомневался. Или, по-твоему, когда выгоняют из дома жену на восьмом месяце беременности, это ничего не значит? Лично мне кажется, что в этом можно усмотреть некоторый недостаток э-э... доверия, ты так не считаешь? — Он хмыкнул. — Как-то я рылся в старом хламе у нас на чердаке. И отыскал там ларчик с брачным свидетельством, выданным менее чем за шесть месяцев до моего появления на свет. Я спросил об этом у матери. Она устроила мне взбучку. Наверное, наказывала меня за
— Ненависть к нему ни к чему не приведет.
— Какая ненависть? Ты спутала с ненавистью мою сыновнюю привязанность.
Наконец она расстегнула последнюю пуговицу, и платье соскользнуло на пол.
— Ты этим только делаешь себе больно, — сказала она.
— Тема мужского достоинства членов семьи Ван Влитов вызвала интерес всей планеты.
— Ему даже дышать трудно. Каждый вздох дается с мучительной болью. Кингдон, он мой отец, а не дядя Три-Вэ.
— Тебе что, цыганка нагадала?
— Мне трудно объяснить. Просто я уверена.
— Магия? Кровные узы? — Он кивнул. — Впрочем, они существуют. Определенно! Иначе как бы я оказался в тот день на веранде отеля «Голливуд»? Почему я познакомился именно с тобой? В Лос-Анджелесе море девушек. Да, кровные узы — это не миф.
Она обернулась к нему. На ней была только длинная комбинация из малинового шелка.
— Кингдон, я знаю, как тебе больно. Но сегодня я не могу тебя утешать. Я думаю только об отце. Он лежит там раздавленный, словно на него наступил какой-то злой исполин.
— Ты, как всегда, права. К чему продолжать этот разговор? В древности на Гавайях короли всегда выбирали себе в жены родных сестер. То же самое и фараоны. Впрочем, я не буду апеллировать к древности. Мораль неизменна в пространстве и времени. Мы женаты и будем вместе, моя сестра, моя любимая...
— Кингдон, ты устал! Иди спать!
Он схватил ее за плечи.
— Вот именно, пойдем, — сказал он.
«Я не могу, — устало подумала она. — Сейчас не до того. Все мои мысли об отце. Как я могу заниматься любовью, когда отец так страдает? Это оскорбительно для него».
Она вся напряглась.
— Нет! Не сейчас!
— Что? А говорила: никаких сомнений!
— Дело не в этом.
— О? Именно сегодня ты даешь мне первый от ворот поворот. Будешь говорить, что это чистое совпадение?
— На его лице, Кингдон, уже лежит печать смерти. Они накачали его наркотиками. Лицо уже неживое. Но выражение страдания осталось.
— Чье лицо?
— Хватит, прошу тебя!
— Чье? — жестко переспросил он.
— Лицо моего отца и твоего дяди.
Он, прищурившись, взглянул на нее. За весь вечер он не выпил ни рюмки, но глаза у него были красные, как у пьяного. Он спросил:
— Я тебе отвратителен?
— Я люблю тебя.
— А я тебя. В этом нет никаких сомнений.
— Не надо, Кингдон. Не в сомнениях дело... Просто я всегда была так близка с отцом... Прошу тебя, не сегодня.
— Свадебный пир окончен! Пришло время брачной ночи!
Он рывком спустил с ее плеч бретельки комбинации. Они порвались. Одной рукой он крепко обнял ее за талию, другой за плечи. Голова ее запрокинулась. Он целовал ее, размыкая своими губами ее губы. Застонав, он стал осыпать поцелуями ее шею, подталкивая к постели. Они упали на покрывало. Он придавил ее своим телом. Кингдон был так же дик и неистов, как и в тот первый раз в отеле «Дель Коронадо». Она прижала его голову к своей груди.
— Я уже побывал в аду. Любимая, любимая, способна ли ты понять, как много ты для меня значишь?
— Кингдон... Я люблю тебя... Я буду всегда любить тебя... Скорее, скорее!..
Перед рассветом небо над стеклянной крышей внутреннего дворика затянуло перистыми серебристыми облаками. Тесса, надев клетчатую юбку и сатиновую блузку, спустилась вниз, чтобы приготовить матери кофе. Вдруг в дверь позвонили. Она пошла открывать, думая, что пришел очередной врач, медсестра или привезли какую-нибудь медицинскую аппаратуру для отца. У входа стоял Три-Вэ в вечернем костюме, сжимая в руках свою поношенную шляпу. Он так и не переодевался со вчерашнего вечера. Увидев Тессу, он встревожился.
— Почему ты не спишь? — спросил он. — Где Кингдон?
Она недоуменно посмотрела на него. Ей казалось, что в Лос-Анджелесе случилось землетрясение, что невиданная сила перевернула дома и магазины, взломала мостовые, а он ничего не заметил...
— У отца сердечный приступ, — сказал она.
Шаги Три-Вэ эхом отдавались во внутреннем дворике. Он опустился в кресло. Наступило молчание. Слышно было только, как плещется в фонтане вода. Наконец он спросил:
— Приступ серьезный?
Тесса верила в то, что Бад выживет, но повторять это постоянно казалось ей не совсем честным. Поэтому она сказала:
— Врачи не питают больших надежд. — Голос у нее задрожал. — Дядя, он очень страдает, но выкарабкается!
Три-Вэ посмотрел на ведущую наверх лестницу.
— Несгибаемый! Я всегда так о нем думал. Ничто его не берет! — Он взглянул на Тессу. Его карие глаза лучились странным светом. Он торопливо продолжал: — Всю жизнь он был таким. Мой старший брат! Удачливый старший брат! Все мои достижения не могли сравниться с его успехами! Он был для меня образцом. У тебя нет этого стремления победить во что бы то ни стало, Тесса, поэтому не знаю, сможешь ли ты понять меня. К самому Баду это не имеет отношения. Просто я хочу объяснить, какие чувства я испытываю к нему. В молодости он всем нравился. А я говорил себе: «Ничего удивительного, что он популярен в такой далекой от цивилизации пустыне, как Лос-Анджелес». Я грезил о победах над своими школьными врагами, а на деле их всегда побеждал Бад, защищая меня. В школе все ему давалось легко. И тогда я решил, что учеба в Гарварде докажет превосходство моего интеллекта. — Три-Вэ вздохнул. — Я всегда противопоставлял себя ему. Даже тогда, когда мы годами не виделись и не общались. Он не выходил у меня из головы. Каждый раз, потерпев в чем-нибудь неудачу, я говорил себе: «Слава Богу, что этого не видит Бад!» — Он покачал головой. — Вся моя жизнь прошла под знаком безуспешной борьбы с удачливым Бадом. Как же это я не догадался, что он умирает?..
— Он жив, — быстро ответила Тесса. — Дядя, мама рассказала нам о том вечере...
При этих словах Три-Вэ будто опомнился.
— Поэтому я и пришел. Кингдон здесь?
— Он наверху. Спит.
— Слава Богу! Я все ждал его, ждал. А потом стал волноваться. Он водит автомобиль так же лихо, как и самолет. А ночь была туманная. Он много пьет. И после всего, что наговорила Юта...
— С ним все в порядке, — перебила его Тесса. — Он останется в Гринвуде.
— Останется жить здесь?