Обитель любви
Шрифт:
— Мама, — сказала она, — я думала, что ты написала мистеру Ван Влиту Старшему.
— Амелия! Мистер Ван Влит, простите мою дочь.
— Я понимаю, — ответил Бад, но про себя подумал, что его младший братец совсем спятил, если тратит время, общаясь с этой невозможной девчонкой. — У отца грипп, — сказал он. — Но уверяю вас, Амелия, что я не так глуп, как выгляжу. В бизнесе я неплохо соображаю.
Бад научился быть сообразительным в вопросах бизнеса. В пятнадцатилетнем возрасте, когда для отца настали тяжкие времена, именно он сумел спасти своего обескураженного родителя от банкротства и всеобщего позора. Он принял на себя ответственность за семью
Он добавил:
— По крайней мере не жалуюсь.
Амелия чуть повела хрупкими плечиками, соглашаясь.
— Три-Вэ отмечал это в вас.
Внутри у Бада все перевернулось от злости. Кто она такая, эта девчонка, чтобы судить о нем? Он снисходительно улыбнулся и сказал:
— Это, Амелия, еще ничего не доказывает. Арифметика — слабое место Три-Вэ. — Он вновь повернулся к очаровательной вдове. — Итак, соблаговолите объяснить, мадам Дин, каким образом я могу помочь вам?
— Вам известно, что у нас здесь никого нет. Мои братья, увы, во Франции. Мне нужен джентльмен, который объяснит, как лучше исполнить последнюю волю мужа.
— А у вас есть адвокат? — спросил Бад.
— Наш адвокат, мистер О'Хара, будет в Лос-Анджелесе завтра утром.
— Мама, если мистер Ван Влит будет нам помогать, то ему следует знать правду. — Бад слышал звонкий голос девочки, но демонстративно не смотрел в ее сторону. — Мистер О'Хара не представляет наши интересы, мистер Ван Влит. Это юрисконсульт Южно-Тихоокеанской железной дороги.
— Он был адвокатом и другом твоего отца, дорогая, — сказала мадам Дин. — Просто мне нужен джентльмен, который переговорит с ним.
— В таком случае этот джентльмен я, — сказал Бад. — Но прежде я хотел бы познакомиться с состоянием ваших дел.
— Вы даже не представляете, как много значит для нас ваша доброта, — сказала мадам Дин, изящно утопая в кресле и поднося кружевной платок к глазам, в которых не было ни слезинки. — Амелия, дорогая, будь так любезна, покажи мистеру Ван Влиту папины бумаги.
— Они в библиотеке, мистер Ван Влит, — сказала Амелия.
В комнате, где вдоль стен тянулись книжные полки, Амелия зажгла газовую люстру. Оглянувшись в сторону мраморного холла, Бад различил темную грузную фигуру, сидевшую на позолоченном стуле с прямой спинкой. Гувернантка. «Уж не думает ли старушка, что я изнасилую гадкого ребенка?» — подумал он.
На большом бюро и столе из тяжелого дуба были аккуратно сложены пачки документов.
— Здесь все, — сказала Амелия.
— В таком случае я справлюсь сам.
— Мама
Последние слова она произнесла как-то тоскливо.
— Я ознакомлюсь с завещанием, — сказал Бад тоном, дающим понять, что она ему больше не нужна.
— В основном у него акции Южно-Тихоокеанской железной дороги. Его пакет — двадцать тысяч. По крайней мере у него столько сертификатов.
— Я определю это, как только просмотрю бумаги.
— Здесь не все бумаги, мистер Ван Влит. Мистер О'Хара уже побывал здесь.
Бад взял со стола папку и развязал красный шнурок. Этим он снова дал понять, что больше в ее обществе не нуждается.
— Папа оплатил стоимость своих акций.
— В таком случае я найду здесь его аннулированную расписку.
— Главное, чтобы вы поняли...
— Я пойму. Через минуту.
— ... что папа не являлся настоящим владельцем.
Это была капля, переполнившая чашу его раздражения. Он четко знал, что женщинам не дано разбираться в юридических вопросах.
— Ваш папа учил вас помогать ему вести дела, Амелия? — спросил он. — Вы работали у него клерком?
Он проговорил это дружелюбно и весело, но на самом деле хотел этой фразой дать ей понять кто есть кто. Поставить ее на место.
Она глубоко вздохнула, и отличная хлопчатобумажная ткань ее платья натянулась, очертив изящную юную грудь. «Не такое уж дитя», — подумал Бад и тут же устыдился своих мыслей. Она подошла к полке будто за книгой и стояла, повернувшись к нему спиной. Как и всем в Лос-Анджелесе, Баду было известно, что она была очень близка с отцом.
— Прости, девочка, — произнес он, сделав шаг ей навстречу.
Она повернулась. Каким-то образом — непостижимым для него — она до сих пор не заплакала и в ее глазах не было ни слезинки.
— Я не собиралась поучать вас, мистер Ван Влит. Просто здесь так много документов, а у вас так мало времени... Я подумала...
— Вы подумали, что я такой же, как мой братец.
— Я знаю, что вы не такой.
— Это хорошо или плохо?
Она оглянулась на документы, аккуратными пачками разложенные на бюро и на дубовом столе библиотеки.
— В данном случае это хорошо, — сказала она, чуть улыбнувшись. Потом ее лицо вновь омрачилось. — Вы совершили добрый и смелый поступок, — сказала она.
— Смелый?
— Вы выразили нам соболезнования. Вы оказались единственным человеком, который...
Не договорив, она неожиданно убежала из комнаты.
Бад прислушивался к легкому стуку ее каблучков по мрамору, потом он затих на лестнице. Ему не понравилось, что Амелия не пожелала при нем расплакаться. Ему нравились девушки, которые ревут в открытую. «Когда будущим летом Три-Вэ вернется, я позабочусь о том, чтобы он нашел себе достойную девочку», — подумал Бад, но тут же перед его глазами возник образ девушки, которая плачет в гордом одиночестве в одной из комнат у него над головой.
Он притворил дверь библиотеки — гувернантка уже ушла — и сел за письменный стол полковника. Либо сам полковник имел привычку хранить все свои бумаги в безупречном порядке, либо тут постаралась мадам Дин. «Нет, — тут же подумал он. — Наверно, это девчонка». Прямо перед ним стоял большой ларец, покрытый черным лаком. Ключ был вставлен в замок. Он отпер его. Внутри оказалась пачка писем. Все они были адресованы полковнику и написаны одним и тем же сильным косым почерком. «Ну их», — подумал Бад, снял ларец со стола и поставил его на персидский ковер.