Обитель подводных мореходов
Шрифт:
– Ну уж, скажешь тоже, - подал смущённый голос Кузьма.
За поворотом улицы загудел мотор. Вечерний сумрак вспороли яркие снопы света, предвещая конец затянувшегося ожидания. Автобус вобрал в своё дерматиновое чрево трёх промокших курсантов и покатил к центру города.
– Вовремя это вы смотались, - встретил их дежуривший на КПП Герка Лобов.
– Ещё бы минут пять задержались в роте и... привет нашим.
– А в чём дело?
– удивлённо спросил Егор.
– А в том... По флоту объявлена готовность номер один. В Венгрии началась заварушка. В самом
– Опять кровь, опять смерть, - печально молвил Вадим.
– Не успев кончиться, опять началось...
– Не понимаю твоего пацифизма, - насторожился Герка.
– Там же наши контру давят!
– Не беспокойся, - заверил на всякий случай Егор.
– Дадут команду, и мы примкнём к карабинам штыки, - и подпихнул дружков, чтобы проходили вперёд не задерживаясь. Сам же доверительным полушепотом бросил Герке:
– Отвяжись ты со своей Венгрией. Неужели не видишь, что у человека своё горе? Вику только что похоронили.
– Эту самую, пианистку?..
– простодушно переспросил Герка.
– Ну и дела...
Егор лишь приложил палец к губам, мол, только никому ни слова.
Герка с пониманием тряхнул головой. Он был всё же свойским парнем.
А весь класс тем временем бурлил. Ребята обсуждали переданное по радио сообщение о вводе войск дружественных армий на территорию Венгрии. Понятно, что обстановка там сложная. Но кто же мог остаться равнодушным, когда дело касалось собственной чести, как её понимали ребята, в трудное для страны время. Мнение было единым: контру надо давить, где бы она ни возникала. Чижевский предложил даже начать запись добровольцев. Но Колбенев на это резонно заметил, что в Венгрии моря нет и не лучше ли каждому без показухи заниматься своим делом...
Егор тотчас утянул своего дружка в сторону, дабы тот сгоряча не ввязался в совершенно ненужный спор. Он-то знал, как могут при желании прицепиться к словам, всуе сказанным. И кому какое тогда будет дело до Вадимова горя...
Снова потекли сжато и строго, будто по линейке отмерянные курсантские будни. Колбенев долго ещё не мог прийти в себя, потрясённый смертью Вики. Он то раздражался по пустякам, то вообще ни на что не реагировал, надолго умолкая. Большого труда стоило дружкам успокоить его либо расшевелить.
Однако постепенно он всё же успокоился. Только просил никогда не напоминать ему о девушке, с которой у него не получилось простого человеческого счастья.
30
Минуло полтора года. Только на третьем курсе Вадимыч приобрёл прежнее душевное равновесие и стал таким, каким его ранее привыкли видеть. Своё личное горе он прятал так глубоко, что оно, по крайней мере, казалось зарубцевавшимся. Такой уж Вадимыч неразменный был человек, умевший и любить и дружить "до гробовой доски".
Учиться он стал с каким-то фанатичным остервенением, словно именно в этом теперь заключались для него все радости жизни. Во всяком случае, его с головой увлекла идея, которой он стал отдавать всё свободное время: решил разработать свой метод наиболее простой и быстрый, как ему казалось, для определения места корабля в море. Для этого Вадимычу
Случалось, что за схемами и расчётами дружки допоздна засиживались в баталерке, рискуя за нарушение распорядка нарваться на неприятность. Только чего не вытерпишь ради науки!
Уже к концу третьего курса Вадим с помощью друзей написал реферат, который похвалили на кафедре. Пообещали, что непременно отправят его в какой-то засекреченный НИИ, в котором, как оказалось, работали точно по такой же тематике, рискуя составить Вадиму конкуренцию.
Впрочем Колбенев не слишком огорчился, что его идея оказалась не новой. И сам он, и его дружки яснее стали представлять, что их ждёт на флотах, с какой сложнейшей техникой в скором времени придётся столкнуться, штурмуя океанские глубины. И всё-таки это было их время, за которым они, как могли, старались угнаться.
31
Настал последний семестр. Уже не призрачным, а вполне реальным приближавшимся светом начинали сиять лейтенантские звёздочки. Штурманский класс в полном составе побывал в гарнизонном ателье, где с каждого сняли мерку для пошива офицерской формы. Даже загодя сфотографировались для лейтенантского удостоверения личности. Казалось бы, самая малость осталась - выдержать государственные экзамены, эти непременные "госы", которые давали право называться офицером флота.
Теперь самым оживлённым и суетным местом стал кабинет торпедной стрельбы. В центре небольшого зала разместился тренажёр - фанерная рубка с лодочным командирским перископом. Причудливо, со вкусом расписанные стены создавали полную иллюзию океанского простора, небесной голубизны, свежести и даже таинственно холодноватого сумрака подводных глубин.
Где-то у самой линии горизонта виднелся конвой "противника" транспорта в охранении крейсеров и эсминцев. Эти небольшие макетики кораблей медленно перемещались, поворачиваясь различными курсовыми углами. И возникало ощущение их непрерывного движения. На этот конвой ребята выходили в торпедную атаку, поочерёдно выполняя в корабельном боевом расчёте обязанности командиров, штурманов и торпедных электриков, и Вадим на всех боевых постах действовал с напористым азартом. Они всё время как бы шевелили, поддразнивали нерасторопного Кузю, у которого неважно получалась работа с перископом. Отведённое для их тренировки время заканчивалось, и следующий боевой расчёт уже нетерпеливо топтался около рубки.
– Боевая тревога! Торпедная атака!
– уж который раз без особого энтузиазма провозглашал Кузьма, прижимаясь глазом к окуляру перископа. Первый замер, то-овсь!..
Непрядов тем временем лихо крутил маховиками, вводя необходимые данные в торпедный автомат стрельбы. Вадим сосредоточенно колдовал над планшетом.
В тонкую стенку переборки забарабанили и Геркин голос насмешливо предупредил:
– Эй вы, гальюнные асы, весь америкашкин шестой флот перетопите оставьте нам хоть что-нибудь на зачёт.