Обитель теней

Средневековые убийцы

— …то мы его найдем. По крайней мере, мы теперь знаем, что он где-то здесь.

Увы, их поиски оказались столь же бесплодными, как и все прежние. Они прочесали все помещения, куда сумели войти, но ничто не указывало, что Мартин или его друг Эйдо побывали в этих местах. Не было и следа тела.

Наконец, промокшие до костей — казалось, дождевая вода потушила в них и свет надежды, — они укрылись под карнизом у входа в дом келаря. Длинное низкое помещение со сводчатым потолком освещалось парой чадящих свечей, а в темных углах скрывались пыльные бочки и какие-то мешки. Из кладовой вел

сухой и удобный ход на галерею, а Фалконеру, как и Сафире, не хотелось снова лезть под дождь. Проходя по коридору, Сафира схватила спутника за плечо и шепнула:

— В том конце кто-то есть!

Фалконер, напрягая зрение, различил высокий угловатый силуэт, ничуть не напоминавший мальчишескую фигуру, которую якобы видела Сафира. Кто-то шарил среди груды ящиков, и верхний из них свалился на обутую в сандалию ногу, вызвав короткое проклятие, за которым последовало благочестивое: «Прости, Господи!» Монах обернулся к ним, и Фалконер узнал брата Томаса. Сафира укрылась за одной из колонн, а магистр направился к травнику.

— Нашел что-нибудь, Томас?

Монах вздрогнул:

— Что? А, это ты, мастер Фолкнер…

Фалконер, молча, извинил монаха, исковеркавшего его имя, и осведомился, не обнаружил ли тот чего-либо существенного.

— Нет, не думаю. Я просто вспомнил о старом погребе тут, внизу. Дверь где-то в углу, за всеми этими ящиками. Им много лет уже не пользуются, но брат Юстас на днях говорил, что ему послышался шум с этой стороны.

— Шум?

— Может, ничего и не было. Юстас стар, и слух у него уже не тот, что прежде, а все-таки…

— Что все-таки?

— И другие говорили, будто слышали странные звуки. Но только после того, как о них упомянул брат Юстас, а ты ведь знаешь, о призраках только помяни, и все их увидят. Лично я не верю ни единому слову.

Фалконер совсем запутался и попросил монаха объяснить, что он имеет в виду. Тощий лекарь в смущении замахал руками.

— Ах, это просто старые сказки о первых годах обители: о пропавшем капеллане и исчезновении благородных леди. Старушечьи байки, если вы хотите знать мое мнение.

Он помолчал и бросил на Фалконера осторожный взгляд, говоривший, что монах не так равнодушен к старым сказкам, как хотел показать. Склонившись ближе, он зашептал на ухо магистру:

— Говорят, там, в нижнем погребе, водятся призраки.

Под сводами вдруг прозвенел властный голос:

— Что ты делаешь здесь, брат Томас?

Застигнутый врасплох травник поспешил навстречу шагнувшему из темноты Джону де Шартре.

— Просто искал, как ты распорядился, отец-настоятель. Вернувшись на крыльцо, я не застал тебя там, и вдруг вспомнил о старом погребе. Но я не мог найти двери, вот и…

Настоятель резко оборвал многословный рассказ своего подчиненного:

— Незачем там смотреть. А не застал ты меня, потому что мне пришлось заняться другим делом. Важным делом.

Фалконер встал между монахами.

— В кладовой незачем смотреть? Почему?

Настоятель держался невозмутимо, хотя Фалконеру почудилось, что на лице у него мелькнула тревога. Он взял магистра под руку, словно стараясь отвести подальше от двери, о которой шла речь.

— Эта… гм… кладовая почти не используется

и почти всегда заперта.

— Так что в поисках двух пропавших монахов вы туда не заглядывали?

Теперь Джон де Шартре действительно смутился.

— Как я уже сказал, обычно келарь запирает погреба. Там ничего не хранят, тем более что они ниже уровня земли, и там… — Он замялся, подыскивая слова. — Там довольно холодно и сыро. Скажем, неуютно.

— Так давайте найдем ключ и посмотрим, не там ли тело.

Джона де Шартре это предложение почему-то ошеломило. Ему как будто не хотелось открывать тайны, хранящиеся в холодном подземелье. Однако же он пожал плечами и отвернулся:

— В таком случае пойдем вместе. Хотя это неудобно. Нам придется прервать сон брата келаря.

Фалконер поморщился:

— Убийство — очень неудобное дело, настоятель. И нуждается в тщательном расследовании.

Келарь оказался невероятно тучен. Монашеское облачение чуть не трещало по швам, обтягивая его брюхо. Он не скрывал недовольства, когда его подняли с постели в общей опочивальне, хотя, подумалось Фалконеру, другие монахи могли только радоваться его пробуждению. Его храп встретил их еще на лестнице, ведущей в дортуар. Первым встрепенулся монах по имени Ранульф, спавший у самого входа. Как видно, сон его был чуток, и настоятель распорядился поместить его у двери, чтобы монахи не бродили по ночам без его ведома. Ранульф и провел их к постели келаря. Разбудить брата Майкла оказалось много труднее, чем Ранульфа. Теперь, пока келарь оправлял на себе тяжелое черное одеяние, взгляд Фалконера блуждал по длинной спальне. В помещении царила полная темнота, поскольку и луна за оконными арками потемнела. И в этой тьме вдруг мелькнул тонкий лучик света — кто-то проскользнул между спящими к дальней двери. Зная расположение подобных построек, Фалконер смекнул, что один из монахов, потревоженный их приходом, воспользовался случаем дойти до нужника, чтобы помочиться.

Тоже один из симптомов подступающей старости. Фалконеру это было слишком хорошо известно. Подумав об этом, он вспомнил свои безуспешные попытки найти средство от забывчивости, и задремавшая было мигрень отозвалась в голове острой болью. Сунув в рот и разжевав еще один лист, он стал ждать блаженного чувства, которое должно было наступить вслед за приемом лекарства. К тому времени, как маленькая процессия двинулась вниз по лестнице к кладовым, он уже ощутил прилив бодрости. Вспомнив о еврейке Сафире, он понадеялся, что она благополучно избегнет чужих глаз среди закоулков кладовой.

Келарь, тяжело ступая, провел их в заставленный угол, где все еще стоял брат Томас. Сдвинув несколько коробов, он расчистил проход к тяжелой, обитой гвоздями двери, открывавшейся, по всем признакам, очень редко. Каменная арка затянулась паутиной, а замок совсем заржавел. Келарь, отыскивая в связке нужный ключ, недовольно ворчал:

— Не знаю, и зачем его отпирать. Сколько служу келарем, а тому уже дюжина лет, ни разу туда не заходил. Мне еще прежний келарь говорил, что подвал — он ведь под землей — для кладовки не годен. Там холодно и сыро, при разливах речная вода просачивается.