Обитель теней

Средневековые убийцы

Она обернулась к нему с такой радостью, что монаху пришлось отвести взгляд. Пока парочка обнималась, он молился за них, сложив ладони и склонив голову. Да, без помощи Божьей им не уцелеть.

— Когда люди проехали, мы увидели призрака. Я испугалась, но муж прижал меня к себе и защитил. Конечно, потом-то мы поняли!

И в ответ на быстрый взгляд монаха она грустно кивнула:

— Да, я рассказала отцу.

Он знаком попросил ее замолчать и отвел в сторону от остальных, однако, когда они закончили говорить, он, осенив ее крестным знамением в знак прощения, покачал головой. Печальная, печальная исповедь.

Оставалось только надеяться, что больше ее поступки не причинят вреда.

Служанка девушки, Ависа, стояла рядом с послушником, но монах видел по ее глазам, как мало радует ее венчание госпожи. В них стояла тайная тревога, словно служанка окидывала взглядом их будущее и не радовалась тому, что видит. Кажется, единственный, кто неподдельно восторгался этим браком, был Джон, молодой послушник, застывший с неподвижной улыбкой на лице.

Брат Лоуренс вздохнул. Похлопал Джона по плечу и кивнул в сторону монастыря. Устав их ордена требовал не только повиновения, но и молчания. Монахи направились прочь от поляны, где было совершено и засвидетельствовано бракосочетание, однако на ходу, как заметил брат Лоуренс, Джон обернулся, чтобы еще раз взглянуть на чету новобрачных.

Потом юноша нерешительно пожал плечами.

Лоуренс знал, что у него на уме. Эти двое так счастливы вместе. Однако у старшего монаха невольно мелькнула мысль: «Да, пока они счастливы. Эта молодая женщина — счастливейшая из всех живущих. Но если ее родные узнают… Боже мой! Надеюсь только, от этого не будет беды!»

Канун дня святого мученика Георгия, на суррейском берегу Темзы [7]

Сэр Болдуин де Фернсхилл не любил бывать в этом самом большом городе королевства.

7

Понедельник. 22 апреля 1325 года. — Примеч. автора.

Он довольствовался жребием сельского рыцаря, жил в Девоне и рад был бы никогда оттуда не возвращаться. Здесь же он побывал много лет назад, когда еще принадлежал к числу счастливчиков — почитаемых и уважаемых членов Братства бедных воинов Христовых, или к Храму Соломона, к рыцарям-храмовникам, тамплиерам. Но орден его сгубил этот змей, король Франции Филипп IV, со своим бесчестным лживым прислужником — папой Климентом V. Эти двое в алчной погоне за богатствами ордена уничтожили орден тамплиеров и убили множество верных братьев.

Да, в последний раз сэр Болдуин видел Лондон и Вестминстер более десяти лет назад, когда после разгрома ордена бежал из Франции. Здесь он, в надежде найти кое-кого из старых товарищей, добрался до Темпла. А когда добрался, его постигло разочарование. Не следовало сюда приходить. Прискорбно видеть главную квартиру ордена в Британии в таком небрежении. Там, куда некогда приносили свои прошения ордену богатые и облеченные властью, куда короли приходили за займом, а другие — чтобы отдать свои мирские жизни, сменив их на суровое послушание, бедность и добродетель, — там ныне собирались нищие и крестьяне. По галереям, предназначенным для духовного сосредоточения, шатались пьяные. Больно было видеть этот храм возвышенной веры оскверненным.

Однако

высокий бородатый рыцарь со спокойным угловатым лицом вполне понимал своего спутника, восхищавшегося городом. Саймон Патток из Девона выражал свои чувства столь явно, что их мог заметить и куда менее наблюдательный человек, чем сэр Болдуин.

— Яйца Христовы, Болдуин! Ты смотри, какой огроменный! На что велик мост в Эксетере, но уж этот!..

Болдуин усмехнулся в бороду. Спутник был почти на десять лет моложе его, и в последние восемь лет они часто вместе преследовали преступников: Болдуин — как хранитель мира в королевстве, а Саймон — как бейлиф аббата Тавистока для поддержания закона и порядка на неспокойных землях вокруг дартмутских оловянных рудников. Но рыцарь так и не привык к тому, что его молодой друг смотрит на мир глазами сельского жителя, никуда не уезжавшего из своего прихода.

— Да, я бы сказал, это, может быть, самый внушительный мост во всем христианском мире.

Так оно и было. Может быть, не самый изящный мост в мире — видит бог, мосты Парижа, Рима и Авиньона — чудное зрелище, но ни один из них не сравнится величиной с этим, блистающим варварски яркими красками синих и белых, красных и позолоченных зданий, выстроившихся по сторонам проезда, превращая его в подобие нечеловеческого, пещерного хода. Девятнадцать арок, больше сотни лавок, часовня, разводная часть в среднем пролете — гигантское сооружение.

В других частях света люди строили из желания украсить мир; лондонцы, по мнению Болдуина, строили исключительно с одной целью: поразить приезжих.

Болдуин приехал сюда против воли — по настоянию епископа Эксетерского. Он сам не верил в успех, однако полагал, что многим из облеченных властью нельзя доверять, а если власти бесчестны, не пристало ему негодовать, ничего не сделав, чтобы исправить положение. И вот он здесь, недавно избран в парламент и готов исполнить свой долг — поддерживать честь и неподкупность государственного правосудия, насколько то в его силах.

При этой мысли губы его искривились в усмешке. Он готов был смеяться над собой. Он — сельский рыцарь. Дома, в Девоне, он хорошо знал все обстоятельства жизни. Здесь же горожане казались ему чужаками, а он им — иноземцем. К тому же тут, в том числе и в парламенте, было немало тех, кто охотно помогал губить его орден.

Он знал, что дом епископа Эксетерского стоит у самого Темпля, к западу от городской стены, на берегу реки Флит. Правду сказать, Болдуин мог бы провести Саймона этой дорогой, но не стал. Ему нужно было время, чтобы подготовиться к повторному испытанию — к новому взгляду на земли Темпля. А потому он выбрал дорогу по южному берегу Темзы, и они въезжали в Лондон через разводную часть на огромном Лондонском мосту. Отсюда, решил он, легче будет повернуть на запад.

Однако, оказавшись за мостом, в пределах городских стен, Болдуин с тяжелым сердцем взглянул на предстоящий путь. Если уж не избежать дороги мимо зданий, принадлежавших когда-то ордену, лучше перед тем отдохнуть. Никому не пойдет на пользу, если он отправится туда теперь, усталый и подавленный.

— Поезжай за мной. Я знаю, где можно остановиться, — сказал он и первым въехал в великий город, уводя Саймона на восток, подальше от лондонского дома епископа — вернее, огромного дворца на самом берегу Темзы.