Обитель Тьмы

Грановский Антон

Рамон сдвинул черные брови и вздохнул:

– После того как снова у княгини случился выкидыш, Добровол совсем озверел. Охоронцы хватают молодых девиц прямо на улице и привозят к нему в покои. А если девица оказывается не девицей, Добровол, вдоволь насытившись, отправляет бедняжку на конюшню, где ее хлещут плетьми до тех пор, пока спина не превращается в кровавое месиво. Князь говорит, что так он учит распутниц приличию.

– А двух купцов из Онтеевки пожгли раскаленным железом лишь за то, что они отказались продать охоронцам ткань на новые

кафтаны за полцены, – вставил свое слово Хлопуша.

Глеб прищурил глаза и холодно проговорил:

– Значит, князь Добровол совсем распоясался?

– Не то слово, Глеб. Кровь льется рекой, темные твари лютуют в городе каждую ночь, все на всех доносят. Бывали времена хуже, но подлее не было.

– Покорив соседние княжества с помощью пушек, которые ты для него сделал, Добровол вообразил себя богом, – поддакнул другу Хлопуша. – А разве есть на свете сила, способная остановить бога?

Глеб сжал зубы и с ненавистью процедил:

– Добровол не бог. Он продал свое сердце ведьме Мамелфе в обмен на власть и могущество. – Глеб набросил на плечи плащ и застегнул бронзовую пряжку. – Парни, у нас остались бомбы?

– Только одна, – ответил Рамон. – Но она с коротким фитилем.

– Ничего, сгодится.

Толмач взял с воронца полотняный мешочек, набитый взрывчатой смесью. Из плотно стянутой горловины торчал огрызок фитиля. Глеб сгреб бомбу с ладони Рамона и небрежно сунул ее в карман охотничьей куртки.

– Глеб, тебе опасно ходить по городу, – с сомнением проговорил итальянец. – У каждого охоронца в кармане лежит парсуна с твоим лицом. А за твою голову назначена большая награда.

Глеб поправил плащ и одернул охотничью куртку.

– Об этом не волнуйтесь, – отчеканил он. – С охоронцами я как-нибудь справлюсь.

Хлопуша посмотрел, как Глеб проверяет на поясе метательные ножи, нахмурился и сказал:

– Первоход, если ты не возьмешь меня с собой, я очень сильно обижусь. А если я обижусь – я расстроюсь. А если я расстроюсь – я похудею. А если я похудею…

– То нашему княжеству придет конец, – закончил за него Глеб и улыбнулся. – Я возьму тебя с собой, здоровяк.

Хлопуша просиял и тут же заспешил к комоду, в котором лежала его амуниция. Рамон проводил парня задумчивым взглядом, затем посмотрел на Глеба и мягко проворковал:

– Первоход, возможно, я не так ловок и силен, как в твоем сне, но от меня тоже может быть польза.

– Я знаю, толмач, – кивнул Глеб. – Твоей ловкости и быстроте может позавидовать лесная кошка. Но это не сон, и Добровол знает, что я приду за его головой. А ты провел в Мории почти столько же времени, как я. Ты еще слаб, толмач.

Лицо Рамона вспыхнуло, а его черные глаза яростно сузились.

– Cazzata! [7] – выругался он. – Я дам фору любому из вас!

7

Чепуха! (итал.).

– Рамончик,

Глеб прав, – снисходительно проговорил Хлопуша. – Ну, посмотри на себя. Ты даже вес набрать не успел. Я семилетним мальцом был тяжелее, чем ты сейчас. К тому же…

Рамон молниеносно крутанулся вокруг собственной оси, и два кинжала, тускло блеснув в свете сальных огарков, уткнулись здоровяку остриями в горло.

– Ну? – сухо спросил толмач. – Ты по-прежнему думаешь, что я не готов к драке?

Хлопуша скосил глаза на кинжалы, насупился и прогудел:

– Первоход, по-моему, мы недооценили нашего толмача.

– Да уж, – улыбнувшись, согласился Глеб. – Придется взять этого джигита с собой. А то зарэжэт.

2

Меч Первохода дважды со свистом рассек воздух. Два медведеподобных охоронца рухнули на пол. Из-за угла вышел третий. Глеб вскинул меч, но тут же получил удар кулаком в висок. Голова загудела, однако ему удалось устоять на ногах.

А громила уже лежал на полу, сбитый с ног ударом Хлопушиной палицы. Глеб тряхнул головой и сказал:

– Хлопуша, останься здесь и приглядывай за дверями.

Здоровяк нахмурился, но подчинился. Глеб и Рамон продолжили путь.

Дважды свернув направо, они пересекли внутренний дворик и попали в сенную клеть, из которой вели два хода: левый – в караульное помещение, правый – в княжеские палаты.

Глеб зашагал к палатам, Рамон последовал за ним. Едва ходок распахнул дверь, как на пути у них возникли еще четыре рослые фигуры.

– Куды прешь, теленок! – проревел один из охоронцев и, выхватив меч, бросился на Глеба.

Глеб увернулся от сверкнувшего клинка и ударил громилу рукоятью меча по зубам. Громила отлетел к стене. Второго Рамон пронзил кинжалами, а оставшихся двух Глеб оглушил, пройдясь по их черепам голоменью меча.

Тут первый гигант «отлип» от стены и прохрипел:

– Эвона как… Лез на теленка, а попал быку на рога.

Глеб шагнул к нему и ударил кулаком в грудь. Второй удар вышиб из богатыря дух, и тот рухнул на пол.

Глеб перешагнул через него и двинулся дальше. Рамон не отставал. По пути к светлой княжеской горнице им пришлось еще дважды схватиться с охоронцами и один раз – с двумя стрельцами. Один из стрельцов успел поднять мушкет, но Глеб вонзил ему в горло метательный нож, а Рамон со скоростью рыси прыгнул на второго и проткнул ему кинжалом сердце.

С охоронцами они поступили жестоко – двоих убили, а троих оглушили. Вынырнувшего из-за угла крепыша-поручика Глеб обезоружил двумя ударами меча, затем быстро зашел ему за спину, обнял за шею рукой и сдавил.

– Зачем тебе это, ходок? – прохрипел княжий поручик, косясь на Глеба налитыми кровью глазами. – Отправляйся к себе в Эльсин и возделывай свой огород.

– Я вернулся из Мории не для того, чтобы возделывать землю и нюхать цветочки, – холодно проговорил Глеб. – Я намерен вернуть себе свою жизнь.