Обитель зла
Шрифт:
Женщина заметила Эльзу и помахала ей. Эльза махнула рукой в ответ. И поскорее закрыла окно, прежде чем женщина смогла что-нибудь крикнуть или что-то спросить у нее. Звуки музыки Моцарта повергли ее в еще большую печаль, хотя казалось, что это невозможно, и она выключила проигрыватель.
Впервые ей в голову пришла мысль, что следует убить не только ребенка, но заодно и себя. В принципе, ей было все равно. Но она не знала, как это сделать.
Она подсела к письменному столу, вытащила из ящика стола новенький блокнот, который купила несколько дней назад, и сняла колпачок с авторучки с пером.
–
В этой фразе было что-то бесповоротное – возможно, потому что она была написана на белом листе бумаге. Она словно выносила окончательное решение.
Над ее письменным столом висела фотография Эди. Он держал стаканчик с мороженым, подняв его вверх, словно букет цветов, и улыбался. Его лицо поражало наивностью и внушало страх своим затаенным безумием.
«Нет, – подумала она, – нет, действительно нельзя. Не дай Бог, еще раз… Нельзя, чтобы ребенок был таким, как Эди».
Она написала и это тоже.
Она вернулась в ванную. И когда снова посмотрела в зеркало, то поняла, что не имеет права убивать себя.
Чтобы проглотить три таблетки, ей понадобилось двадцать семь секунд. Потом она запила их стаканом воды из-под крана.
В спальне она сняла джинсы и пуловер, забралась в постель и натянула одеяло на голову. Ей хотелось спать как можно дольше, до тех пор, пока придет время принять простагландин, чтобы положить всему этому конец.
Эльза проспала четырнадцать часов, до шести следующего утра. Потом она встала, вымылась под душем, прислушалась к себе, но ничего не ощутила. Абсолютно ничего. Она чувствовала себя очень хорошо. В кухне она вскипятила чай, разрезала яблоко на маленькие кусочки и съела их с молоком.
«Я уже почти как Эди, – подумала она. – Это же своего рода «здоровый суп».
Анна пришла около полудня. Она ночевала у своего друга.
– Все в порядке? – спросила она и обняла Эльзу.
Та лишь пожала плечами. Вид у нее был несчастный.
– Ты приняла таблетки?
Эльза кивнула.
– И теперь раздумываешь, правильно ли поступила?
Эльза снова кивнула.
– Тогда слушай.
Анна подошла к холодильнику, налила себе стакан молока и жадно его выпила.
– Когда ты заметила, что не пришли месячные, ты же хотела, чтобы они были. Или нет?
– Да, конечно.
– Va bene. Отнесись к тому, что произойдет, точно так же. Ты получила медикаменты, которые совершат чудо, и у тебя снова будут месячные. Вот и все. Волшебное средство. А боль в животе, которая придет за этим, будет самой прекрасной на свете. Помни об этом и переноси все с радостью. Ты счастливица, потому что скоро все будет как раньше. Жизнь продолжается, и ты снова можешь строить планы. Fantastico! Ты должна сказать: «Спасибо, Боже, что дал мне второй шанс».
Эльза усмехнулась:
– Приятно слышать.
– Не вспоминай о том, что произошло. Что ты делала этот проклятый тест на беременность… Ты должна полностью выбросить это из головы, иначе сама себя угробишь.
Но Эльза не могла ничего изменить. Она думала об этом. Каждую минуту.
На следующее утро она проглотила простагландин и уселась перед телевизором. После программы «Telegiornale», которая начиналась в двадцать часов
100
«Кто их видел», аналог передачи «Очевидец».
– Ну наконец-то, – улыбаясь, сказала Анна, – скоро все закончится. Боль – это нормально. Не беспокойся.
«О боже мой, он умирает, и я ничем не могу ему помочь!» – Эльза не могла думать ни о чем другом и проклинала ненавистный мир, который оставил ее одну в этой ситуации.
Анна сварила специальный чай, положила ей грелку на живот и помассировала спину. В полночь боль стала слабее, и измученная Эльза уснула.
К утру она почувствовала себя намного лучше. Анна еще спала. Эльза не хотела мешать ей и, стараясь не шуметь, сварила себе крепкий кофе. Она смутно припоминала, что ей снился Эди, но не помнила, что именно.
Несчастный Эди, который жил в искаженном мире, целыми днями тискал своих кроликов, иногда до смерти, и очень любил отрывать головки у цветов.
Ребенок любви. Можно со смеху умереть! Эди, солнечный лучик, который нахлебался мутной жижи из пруда, вдохнул утиный помет и стал идиотом. Мать всегда любила Эди, любила больше, чем ее, но недостаточно хорошо заботилась о своем любимце, «сердечке», как она его называла. Ее мать была виновата. Виновата в том, что Эди стал инвалидом. Виновата в том, что сделала Романо несчастным.
И она отняла у нее Антонио. Влезла между ними и отбила у нее любимого. Из зловредности, жадности и похоти.
Ее мать была потаскухой. Грязной шлюхой. Без представления о приличии, без морали и совести. И самое плохое: она умолчала о ее отце. Ни одной истории, ни одного смешного случая из жизни, ни одной фотографии… Ничто не напоминало о нем. Амадеусу пришлось умереть. А теперь еще и ее нерожденному ребенку. Сара была виновата. Во всем.
Сара была причиной несчастий этой семьи, значит, должна была заплатить за это. У Эльзы не осталось ни искорки любви, ни даже сочувствия к матери.
Она вдруг почувствовала противный горький привкус на языке. Она встала, взяла бутылку с водой и начала пить медленно, глоток за глотком.
Когда она допила, то уже знала, что будет делать.
Ярость и ненависть наполнили ее силой.
70
Через десять дней Эльза поехала в Монтефиеру. Она не была там с Рождества.
Сразу же после смерти Фрэнки приехал его брат из Новой Зеландии, забрал тело в Германию и похоронил в Берлине. Кроме него за гробом шли только Тим и Гунда, которая позаботилась о том, чтобы в часовне звучал «Маленький похоронный марш в до мажоре». Гроб опустили в землю, и Фрэнки, он же Амадеус, исчез из этого мира…