Облачно, с прояснениями

Уварова Людмила Захаровна

— Ладно, — сказал Сева, вздыхая. — Не будем больше об этом говорить.

— Тебе же должны выдать куклу в парке, — сказала Рена. — И очень хорошо, пусть будет новая кукла, эта, наверно, уже хорошенько поистрепалась от поездок.

Сева усмехнулся:

— Все-таки Крылов был великой человек!

— Какой Крылов? — не поняла Рена.

— Тот, кто писал басни. Помнишь лисицу и виноград?

И решительно повторил еще раз:

— Больше не будем об этом, поняла?

Они жили втроем в одной большой,

с двумя окнами комнате — Сева, Рена и мать, Ирина Петровна. И еще лохматый чернопегий пес Цыган. Сева уверял, что Цыган — самая умная собака на свете. Рена тоже так считала.

Сева сшиб его однажды неподалеку от Покровского бульвара. Надо же было псу перебегать улицу в неположенном месте!

Сева не проехал мимо. Остановил машину, поднял с земли собаку. У нее была черная морда и неожиданно зеленые, словно крыжовник, глаза.

— Что там у тебя, пупсик? — спросил Сева.

У собаки была перебита передняя лапа. Сева взял собаку на руки, она не противилась, только глядела на Севу своими зелеными спокойными глазами.

— Ничего, — сказал Сева, — все будет нормально, даже, если хочешь, о’кэй.

Он привез собаку домой. Ирина Петровна закричала не помня себя:

— Не могу смотреть! Кровь из лапы капает…

Зато Рена, молодчина, не растерялась, прикрикнула на мать:

— Как тебе не стыдно, мама! Надо пожалеть несчастного пса, а ты кричишь как зарезанная!

Ирина Петровна мгновенно притихла, даже согласилась согреть воды. Сева хорошенько промыл лапу горячей водой, залил йодом. Вместе с Реной тщательно осмотрел лапу.

Оба установили: перелома нет.

— Если через день не будет лучше, — сказала Рена, — позовем ветеринара.

Через день стало лучше, а еще через три дня Цыган уже весело прыгал, встречая Севу, вернувшегося со смены.

Рена сказала:

— По-моему, это чудо ума и сообразительности.

— Я тоже так думаю, — согласился Сева. — Мы оставим его у нас.

— Оставим? — переспросила Ирина Петровна. — А как же соседи? Вдруг кто-то против?

— Пусть скажет об этом персонально мне, — ответил Сева.

— Но в коммунальных квартирах, — не сдавалась Ирина Петровна, — требуется общее согласие жильцов, если хочешь держать животных.

— Пусть скажут о своем несогласии лично мне, — снова повторил Сева.

Но никто не сказал ни одного слова против Цыгана, и он остался жить в семье на равных. Даже Ирина Петровна со временем полюбила его, а он больше всех любил только двоих — Севу и Рену, ко всем остальным людям относился равнодушно-терпимо, — дескать, существуете рядом, ну и существуйте, мне-то, в конце концов, все равно…

Ирина Петровна с некоторого времени стала уговаривать Севу:

— Женись! Сколько можно холостяком гулять? Скоро тридцать, а там уже и сороковка не за горами.

— А там и полсотни, — в тон

ей говорил Сева. — И все сто недалеко…

Рена после упрекала мать:

— Зачем ты уговариваешь его жениться? А если он не хочет?

— Как это так — не хочет? — удивлялась мать. — Пора бы хотеть.

Она была не злой, но ума и такта ей явно не хватало.

Рена не любила с нею спорить: свои руки не подложишь, своего ума не добавишь, пусть ее думает как хочет.

Незадолго до Нового года Рена попросила мать пойти в ГУМ, купить для Севы куклу.

— Только чтобы была красивая, — попросила Рена. — Выбери самую красивую.

Ирина Петровна купила куклу на свой вкус — золотоволосую, с полуоткрытым ртом, глаза карие, ресницы лежат на щеках, белая шея с ямочкой посередине.

Сева сказал:

— Что за прелесть!

Но Рене подумалось, что кукла ему не очень по душе, та, первая, нравилась куда больше. Просто, чтобы не огорчать ее, Рену, он хвалит эту куклу.

Впрочем, не в кукле счастье, совсем не в кукле…

Сева, как и многие таксисты, работал через день. Рена любила Севины выходные, когда они оставались вдвоем, друг с другом. Вернее, не вдвоем, а втроем — вместе С Цыганом; Ирина Петровна работала в фирме «Заря», с утра уходила ухаживать за больными.

И вот Сева с Реной одни, никто им не мешает, никому до них нет дела.

И тогда начиналась игра, та самая, о которой знали лишь они двое, и больше никто, увлекательная, обольстительная, одинаково отрадная для них обоих.

Он садился возле ее кресла на низенькую скамеечку.

— Наука идет вперед огромными шагами, — говорил он. — В один прекрасный день мы тебе достанем такое лекарство, от которого ты встанешь и пойдешь на своих на двоих. Веришь?

— Верю, — говорила Рена.

— Вот тогда мы поедем с тобой вдвоем на моем мотоцикле, я впереди, за рулем, ты будешь сзади за меня руками держаться. Как, усидишь?

— Еще как!

— То-то! Теперь валяй, выбирай, куда поедем…

Каждый раз они выбирали различные маршруты. То решали поездить по Рязанщине, вдоволь надышаться ясным воздухом рязанских лугов и березовых рощ, то задумывали отправиться к Черному морю, или на озеро Байкал, или еще куда-нибудь…

Сева заливался соловьем, откуда только слова брались.

— Представь себе, — говорил, — сидишь ты сзади, у тебя за плечами рюкзак, у меня рюкзак, там всякие хурды-мурды, котелки, сковородки, спальные мешки, продукты, и мчимся мы с тобой вдоль берега Волги, только камешки встречные в лицо…

— А мы очки специальные наденем, — говорила Рена.

— Согласен, пусть очки. Ну так вот, едем мы с тобой, утро над Волгой…

— Солнце еще не встало…

— Да, конечно, еще рано, только-только ночь растаяла и роса кругом…

— Птицы спят…