Облачный полк
Шрифт:
Саныч продолжил: «…бомбардировщика “Пионер”. Спасибо тебе за вклад в наше общее дело победы. Враг будет разгромлен!»
– Подпись читай!
Саныч прочитал: «Верховный Главнокомандующий Вооруженными Силами СССР И. В. Сталин».
– Сталин! – Шурка сложил бумагу вчетверо, спрятал за пазуху. – Вот так! Мне сам Сталин ответил! Теперь мне ТТ полагается! Глебов выдаст, я к нему уже ходил. Он мне обещал. Понятно?!
Саныч кивнул.
Шурка развернулся и с достоинством пошагал к себе, и тут показалась Алевтина. Шурка что-то ей сказал, показал пальцем
– Что-то мне это стало надоедать, – сказала Алевтина, посмотрев на Саныча сердито. – Сначала ты его, значит, пистолетами дразнишь, он не спит, не ест, а у него туберкулез, между прочим. Теперь про какое-то летное училище рассказываешь…
– Я ни про какое училище ему не рассказывал, – пытался оправдываться Саныч. – Я вообще про это…
– Смотри! – Алевтина недобро погрозила пальцем. – Ты, свистун, у меня досвистишься. Я ведь не Глебов, не буду с тобой возёхаться, я сразу по шее! Ты меня понимаешь?!
– Да я понимаю, – растерянно пробормотал Саныч. – Я же всегда…
– Никаких пистолетов! – Алевтина ухватила Саныча за рукав. – Понял?! Никаких училищ! Ему для начала ходить надо научиться нормально! Ясно?! Если узнаю, что опять ему сказки рассказывали, – головы поотрываю!
– Да я это… – стал оправдываться Саныч. – Я хотел ему испорченный пистолет подарить, не стреляющий.
– Попробуй только, – проскрипела Алевтина. – Уши оторву и к березе прибью – пусть все смотрят! Сам будешь как испорченный. И тебя это тоже касается!
Алевтина неожиданно повернулась ко мне, я растерялся и брякнул:
– А мы-то что? Ему теперь сам Глебов «тэтэху» выдаст.
Саныч наступил мне на ногу.
– Что?
– Это он шутит, – отодвинул меня Саныч. – Просто Шурка…
– Я вас предупредила, – ледяным голосом сказала Алевтина. – Засранцы.
Саныч промолчал. Я думал, что он сейчас что-нибудь скажет. Ну, типа «заткнись-умойся». Она вообще кто такая? Я, вообще-то, человек терпеливый…
А Ковалец за всем этим с большим удовольствием наблюдал, та еще змеюка, руки на груди сложил.
– Ковалец! – крикнула Алевтина. – Подойди, пожалуйста!
Ковалец с готовностью откликнулся. Какой он все-таки парень сподручный – всегда в нужном месте, стоит только голову повернуть, большое, однако, умение. Тряхнул челкой, как-то весь откинулся назад; если бы у него имелась трость, он бы обязательно на нее оперся.
– Опять с этим дураком болтает, – Саныч почесал подбородок. – Может, ей тоже шаль подарить, а?
– Не знаю… Тебе видней.
– Да уж…
Саныч выразительно плюнул, растер валенком. Я оглянулся. Алевтина поправляла Ковальцу воротник.
– Ну, чего вылупился? – обиженно спросил Саныч. – Пойдем автоматы проверим.
– Проверяли же…
– Еще проверим, мало ли.
И мы отправились проверять автоматы. Подтягивать ремни, перематывать портянки, в десятый раз выворачивать карманы, нет ли чего лишнего, хотя все лишнее, даже всегдашний карманный мусор, мы высыпали
Когда подгонять и проверять ничего не осталось, мы улеглись на топчаны и стали ждать. Наступил вечер. Снаружи не доносилось никаких звуков, чуть потрескивала коптилка, у меня немного ныли ноги, а Саныч молчал. А я пытался прислушаться к своим ощущениям, но ничего, кроме тупого страха, уловить не мог.
Потом в дверь стукнули.
В три часа ночи. При луне уже.
Каждый помимо личного оружия и снаряжения взял рюкзак со взрывчаткой. Нам с Санычем достались небольшие, круглые, не такие ребристые, как у других. Килограмм по пять, нормально, идти можно. Правда, Саныч велел взять по два автомата: ППШ и МП, так что вместе собрался вес изрядный. Саныч успокоил – вес все равно в один конец.
Десять человек, это если нас не считать. Молодые все, ну, кроме Щенникова, которому уже давно стукнуло сорок, но без которого было совсем никак, потому что он разбирался во взрывчатке, да и вообще во всем. С рюкзаками все, включая Глебова. Только двое налегке: Кулаков со снайперской винтовкой и Ковалец. Кулакова не нагрузили, это понятно – чтобы руки у него перед стрельбой не тряслись, а почему Ковалец шагал налегке… Наверное, этому тоже была причина.
Про дорогу рассказать ничего не могу – двигались предельно быстро, только дышать успевал. Шли ночью и утром. Днем пережидали в лесу, вечером снова шагали, к утру вышли к цели.
– Дальше молча, – сказал Саныч. – Не болтать, у меня ничего не спрашивать. Если что – я сам скажу. Смотри на меня, ясно?
Ясно.
Следующие два километра оказались нелегкими. Разведка к железке не приближалась, путь не был провешен, снег глубокий, иногда почти по пояс. Мы шагали последними, нам было легче, но все равно Саныч то и дело хватал меня за ремень и подтягивал за собой. А под конец вообще взял мой рюкзак, потому что с рюкзаком я уже не тянул.
Остановились метров за тридцать, на возвышенности, в елках. Железка блестела внизу, мне почудилось, что она дымится под солнцем.
Глебов кивнул. Группа принялась расходиться, в тишине, без слов, каждый и сам знал, что делать. Я повернулся к Санычу. Он снял рюкзак. Я тоже снял.
Саныч приложил палец к губам, кивнул налево, двинулся первым. Я за ним. Он пробирался странно, стараясь не приближаться к соснам, аккуратно, точно по минному полю. Я ступал след в след, не зная, нужна ли на самом деле такая аккуратность. Нет, наверное, но лучше себя держать в руках, дисциплина – это половина успеха. Я стал думать как Глебов.
Мы остались одни. Саныч выбрал место, удобное, под кустом, осмотрелся и стал выдавливать в снегу окоп. Я тоже. Работали медленно, чтобы не потревожить на ветках снег, почти не дышали, никаких лопаток. Никаких резких движений.
Саныч, конечно, справился первым, устроился поудобнее, прилип к биноклю. Я провозился дольше – снег оказался плотным, давился туго, а подпрыгивать нельзя. Колени заболели.
– Теперь смотри вдоль. – Саныч сунул мне второй бинокль. – Четыре глаза лучше двух.