Обладатель-сороковник
Шрифт:
Наставники стали переглядываться со своим подопечным и друг с другом. Условие несложное, как казалось на первый взгляд, можно сказать, чисто символическое. Но Загралов представил такую картинку: он убывает в Китай, за тридевять земель, и соответственно все фантомы – вместе с ним. А кто тогда здесь останется? В «Империи Хоча»? Да без того же Игната Ипатьевича здесь всё за несколько дней развалится и начнёт сбоить!
«Или не развалится? – спрашивал Иван сам себя, начав одновременно совещаться по этой теме с некоторыми фантомами. – Это, конечно, полный абсурд думать о неверном будущем, когда ещё тут,
Естественно, что целитель возражал больше всех:
«Конечно, не получится! Разве что ты с меня ещё одну копию сотворишь!»
Остальные высказывались более оптимистично. Тот же Клещ заявил, что незаменимых людей нет и если спланировать отъезд заранее, лучше всего за месяц, то можно успеть подобрать замещающих, проследить за их первыми самостоятельными шагами, а потом отправляться со спокойной душой.
Примерно в том же плане высказались и учёные, ведьмы и журналисты. После недолгого диспута Хоч выдал:
«Конечно, если готовиться месяц, то можно и подобрать себе замену… Ну и не забывай о своём постоянном росте в плане накопления сил. Ты уже теоретически пятидесятник. Осталось лишь забрасывать фантом на десять тысяч километров. Если с этим справишься, то сможешь меня здешнего, в Москве, поддерживать непосредственно из Пекина».
После чего Иван своё мнение высказал вслух в апартаментах Лучезара Апостола:
– Сложно вырваться… Если отъезд будет назначен за два месяца или как минимум за полтора, чтобы привести все здешние дела в порядок, то я согласен.
На том и порешили, потому что канадский импресарио вообще никуда не спешил, а недавний гуру общества «Блаженное созерцание» тоже спихнул свои утомительные обязанности наставника «созерцателей» на иные плечи. Общая договорённость оказалась достигнута, и четыре союзника приступили к уточнению деталей предстоящей, до сих пор кажущейся утопической революции.
Глава 10
Палки в колёсах
В то же самое время в дачной части Баковки, которая в Одинцове, создавался совершенно иной, противоборствующий, антагонистический союз. Фёдор Гонтарь, измученный правописанием и зубрёжкой инструкции, получил свою награду уже за полночь и, взбодрённый изрядной дозой алкоголя, отправился в одну из выделенных для этого дела спален первого подвального уровня. И теперь, несмотря на толстенные стены и перемычки, крики несчастной девушки доносились даже до верхней, скромно обставленной гостиной, которая занимала треть самой дачи, возвышающейся над поверхностью.
Разобрав очередной, особо звериный вой, Большой Бонза непроизвольно скривился. Потом тяжело вздохнул, помотал головой и вновь уставился на рассматриваемый в руках паспорт. Причём свой паспорт, который он изучал с особой придирчивостью. По нему получалось, что с самого рождения он не кто иной, как Георгий Роберт Этьен, французский подданный, пребывающий в Москве по делам одного среднего кондитерского предприятия из Лиона. Физиономия на паспорте имела некое отдалённое сходство с человеком, которого знала вся Москва и чуть ли не вся Россия, но имелись и явные различия.
– Противная, конечно, рожа… стала, но сходство с фотографией имеется! Самому бы только ещё привыкнуть… да не пугаться по утрам… – привычным жестом погладил пока ещё не изменившуюся лысину на голове и загрустил: – А вот завтрашняя прошивка волос та ещё морока…
Стоящий рядом с ним невзрачный тип угодливо улыбнулся:
– Не извольте беспокоиться, господин… Этьен! – видимо, сам привыкал к новому имени своего патрона. – Специалист самый лучший будет работать. Обещал с заморозкой, совершенно безболезненно!
Бонза спрятал паспорт во внутренний карман своего пиджака и поинтересовался:
– Ну и почему мой гость задерживается?
– С минуты на минуту…
И опять донёсшийся из подвалов визг отвлек беседующих на важные темы мужчин. Французский подданный напрягся, словно намереваясь раскричаться, но потом немного подумал и приказал совершенно спокойным тоном:
– Тогда сразу подавайте всю приготовленную закуску ко мне в кабинет. И гостя туда проводите… Там хоть и не так просторно, но гораздо… уютнее!
После чего поспешил туда, где и в самом деле ничто не мешало привести мысли в порядок. Кабинет не отличался большими размерами, зато изысканность обстановки говорила о немалом вкусе хозяина. Выдержано всё в одних тонах, изумительно оформленное освещение и тяжёлые бархатные шторы на окнах. Стол с креслом да два удобных стула для посетителей. Лишь живо доставленный туда прислугой столик на колёсах несколько портил деловую, настраивающую на работу обстановку.
«Дядя Жора» не успел усесться в кресле, как примчался его угодливый помощник, с ходу сообщивший, что ожидаемый гость прибыл и уже входит в дом. Пришлось хозяину вставать навстречу, не столько радостно, как в уважении вскидывая обе руки:
– Приветствую тебя на московской земле, Ричард Кюден! И добро пожаловать в мой дом! Как добрался?
– Лучше бы я переместился сюда «скачком», – капризно выпятил нижнюю губу вошедший. Но протянутые руки пожал вполне крепко и даже с чувством. – Не люблю я этих официальных перемещений, сам знаешь…
– Увы, приходится дуть на холодное, – посетовал Бонза. – Сейчас обо всём расскажу… Присаживайся!
Широким жестом указал на стул, сам уселся на второй и, подтянув столик ближе, стал разливать по стаканам ром:
– За встречу! Надеюсь, твои вкусы не изменились, Ричард? Или тебя можно, как и в молодости, называть Печенегом?
– Наедине можно и так, – улыбнулся гость, подхватывая стакан и принюхиваясь к содержимому. – А вкусы и предпочтения я редко меняю. Ладно… за встречу!
Внешне этот мужчина, лет сорока на вид, никак не соответствовал прозвучавшему прозвищу. Скорей, его следовало назвать Скандинавом: почти голубые глаза, светлые волнистые волосы, красивое мужественное лицо с квадратным подбородком. Разве что несколько приметный загар выделил бы его из толпы, словно его носитель только дня два как прибыл с побережья тёплого моря.