Обладатель-тридесятник
Шрифт:
Несколько особняком оказался генерал в отставке Фаншель. Он про Тратова до этого только слышал. Пришлось их представлять отдельно. Хотя тесть тут же не удержался от прямого вопроса:
– Всеволод Кондратьевич, а вы какими судьбами в наш шумный город?
– Да разве это шум? – лукаво прищурился Тратов. – Сплошные сосны кругом, ещё немного кедров добавить вперемешку, и полное ощущение, что я в Сибири. В хорошем месте старина Хоч устроился.
– Ага, значит, вы тут по его приглашению?
– Да, можно и так сказать, – бесхитростно согласился сибиряк и с явной наглецой перевёл разговор на Захарова: – А вы,
– Хм! Да и в вашем крае нечто подобное случилось, – старый зубр неожиданно ухватил главный силлогизм состоявшейся встречи. – Странное совпадение, не находите?
Пришлось Ивану вмешиваться с максимальной бесцеремонностью в разговор, делая себе зарубку в памяти, что следует с Тратовым основательно переговорить на тему «Болтун – находка для шпиона!». Да и разобраться, чего это он вообще заикнулся о неуместной сейчас теме.
– Генерал привёз на лечение к господину Хочу своего боевого товарища, ну и сам, находясь в отпуске по ранению, решил посмотреть, как мы здесь устроились. На правах хорошего знакомого нашего легендарного целителя, он у нас погостит несколько дней. – После чего подпустил в голос официальности, обращаясь только к тестю и «дяде Боре»: – Господа, у вас что-то срочное ко мне?
Оба многозначительно покосились на Романова, Кравитца да и на Тратова, но потом всё-таки тесть не выдержал, плюнул на присутствие посторонних (кои посторонними-то и не являлись) и стал расспрашивать с пристрастием:
– Почему так странно получается? Мы, живота своего не щадя, батальон десантников доставили, помогли. Хочу заключить контракт с ними, а он нас даже на парадное построение не пустил? Да и в сам зал, где основные пояснения давались, нас тоже не допустили? А вот он (кивок на сибиряка) там присутствовал. С какой стати? Или в наших услугах уже не нуждаются? Мы пытались сейчас переговорить с Игнатом Ипатьевичем, но он совершенно проигнорировал наши требования о немедленном разговоре. Почему?
– Ну что за вопросы такие, Карл Гансович! – перевоплощаясь в миротворца, воскликнул Загралов, надевая заодно на себя маску истинного администратора. – А то вы не знаете, как ведут себя учёные. Они ведь словно не от мира сего, да и занятость у них невероятная. И все события рассматривают с высоты своего гения. Поэтому они порой и не понимают, что нам, простым смертным, нужны более подробные объяснения того или иного поступка…
– Вот я и требую этих самых объяснений! – попытался начальник по режиму перебить своего зятя.
– …которые даже мне, увы, не всегда своевременно даются, – закончил тот свою мысль, разведя с сожалением руками. – Но как только я выясню, в чём дело, сразу поделюсь объяснениями с вами. А пока могу высказать только предположение… – которое, кстати, ему посоветовали высказать фантомы во главе с тем же Хочем: – Скорей всего Игнат Ипатьевич решил проверить лояльность нанятых военных и их умение хранить доверенные им тайны. Возвёл некие простенькие моменты истины в куб и выдал им как величайший секрет. А теперь будет следить: проговорится кто-нибудь об этом – или нет. Тем более что сиё действо для великого колдуна ничего сложного не представляет.
Оба друга-генерала между собой многозначительно
Поэтому «дядя Боря» состроил самую зверскую и угрожающую физиономию, на которую был способен, и многозначительно склонился в сторону тщедушного против него администратора:
– Иван Фёдорович! Всему есть предел! Наше сотрудничество было начато с условием полного взаимного доверия. А что творится в данный момент?
– Я перед вами чист как слеза! – клятвенно заверил Загралов. – Ну а что владелец комплекса недоговаривает, так он имеет на это полное право. Как работодатель он это оговаривал, и как учёный, блюдущий свои научные секреты.
– Но мы в таких условиях явного недоверия работать не можем! – рыкнул Захаров.
– Не можете или отказываетесь? – раздалось уточнение самым невинным тоном.
Как раз в этот момент основные консультанты команды требовали от обладателя твёрдости и неуступчивости: «Пожёстче с ним! Если что, пригрози тестю увольнением. И не тушуйся, мы с тобой!»
– Можем и отказаться, – перешёл к прямым угрозам действующий генерал силовых структур. – Но тогда мы здесь будем уже находиться совсем в ином качестве. А именно: как представители правовых органов, расследующие не совсем понятную деятельность.
Конфронтация нарастала, но Иван держался бодрячком, да ещё решился на упоминание должного места спорщика. Хотя и сделал это весьма деликатно:
– Борис Иванович, вы здесь пока в качестве гостя и приглашённого консультанта. О нашей деятельности вы и так знаете всё, и она уж никак не может быть противозаконной. Ну а Карл Гансович, – он демонстративно повернулся к тестю, – как начальник по режиму попросту обязан блюсти интересы своего работодателя и в случае необходимости выдворить с подведомственной ему территории всех посторонних. В особенности тех, кто будет неугоден Игнату Ипатьевичу.
Последняя фраза звучала как дань вежливости. Главный намёк поняли все без исключения: если администратору будут надоедать всякие консультанты со своими требованиями поделиться сокровенными секретами, то их на объект попросту не впустят. А если он всё-таки прорвётся, то и начальник по режиму, именно таковой как есть, больше не понадобится. Тем более что ничего страшного пока не произошло, и повода для конфронтации особого не было. Не считать же за оный запрет поучаствовать в общем построении батальона? Или тот факт, что на то же собрание после построения пустили совсем иного генерала? Профессиональная ревность, что ли?
Да и сами боевые друзья-приятели это прекрасно понимали.
– Ладно, тогда подожду твоих разъяснений, – согласился Фаншель, оттирая боком Захарова, который, играя желваками, грозно хмурясь и сжимая кулаки, собирался разразиться скандальными речами. – Сейчас уезжаю по делам, если что – тормоши моего зама, Каршакова! Пока!
И, жёстко глянув на Бориса, увёл того к воротам. Отошли они метров на двадцать, не подозревая, что их легко подслушать на любом расстоянии с помощью находящегося возле них духа, стали между собой переругиваться.