Обладатель-тридесятник
Шрифт:
– Да что он себе позволяет?! – кипятился Захаров. – Пацан!
– Чего ты лютуешь? Он вполне правильно защищает интересы работодателя…
– Ой ли?! У меня такое впечатление, что он сам принимает все решения и нисколечко мнением этого древнего колдуна не интересуется!
– Тоже зряшное утверждение, – уже совсем спокойным голосом вёл свою линию Карл Гансович. – Парень встал крепко на ноги и действует очень правильно, с уверенностью.
– Вот это меня больше всего и удивляет! Ты его сравни, каким он был до поездки в Сибирь и каким стал сейчас? Небо и земля! Да и вообще меня вся эта возня просто толкает к самым разным подозрениям. То неизвестный вал смертей уголовников и
– Дружище! А может, не стоит в этом копаться?
– О-о! Ещё как стоит! – сердито заверил Захаров.
Услышанный диалог не на шутку взволновал обладателя. События начинали принимать слишком необратимый характер. Такие честные и принципиальные люди, как тесть и его товарищ, имели полное доверие, и в будущем их следовало обязательно привлекать в команду, создавая с них матрицы бытия, делая из них вездесущих фантомов. Но вся основная причина откладывания на потом заключалась в Ольге Фаншель. В том конкретно, что её родители, и в частности отец, не знали, что основное тело дочери не просто умерщвлено, а ещё и неизвестно где находится. Только тот факт, что оно не захоронено по-человечески, бередил душу Ивану с Ольгой и всем остальным членам команды. Моральный фактор такого признания ближайшим родственникам вообще не поддавался определениям по своей значимости, возможным последствиям и угрозе душевной, неизлечимой травмы.
Между собой супруги давно уговорились, что раскроют тайну Карлу Гансовичу, а потом (может быть!) и самой Ларисе Андреевне только после рождения ребёнка. Потому что тот, по утверждениям инструкции к сигвигатору, станет полноправным, полноценным человеком, и тогда Ольга (как она сама заверяла) сможет открыто, смело заявить родителям о своём втором возрождении.
Что интересно, ещё при первых обсуждениях молодые супруги сомневались даже обсуждать возможность создания фантомов с родителей Ольги. И чем больше времени утекало, тем нежелательней и страшней становилось раскрывать печальную истину. Даже введение в команду духов и копий собственных родителей вызывало теперь у Ивана сердечное раскаяние. Уж слишком печально на него посматривала мать, да и отец как-то странно осунулся после получения новых, не всегда радостных знаний. Даже недавно хотели побыть с ним наедине, обсудить трагедию, да не получилось…
Но сейчас грустить и сомневаться было некогда. Следовало срочно предпринимать некие шаги, должные перекрыть ненужные кривотолки среди сотрудников и подчинённых Захарова. Анализ ситуации они сделают правильный, в этом сомневаться не приходилось, а вот как им потом подобное из памяти вырезать? Всё-таки лишние свидетели и знатоки происходящего – дело нежелательное. Итак, множество секретов и чуть ли не главная тайна может стать достоянием всеобщей гласности. Да ещё и эта глупая, никому не нужная конфронтация с Волохом и Адамом подливает масла в опасно кипящий котёл.
Поэтому после экспресс-совещания по внутренней линии связи было принято решение звонить Карлу Гансовичу и всеми возможными средствами заставить его угомонить резвость своего приятеля, запретить ему вообще делиться своими подозрениями с кем бы то ни было. Пусть даже все его сотрудники и подчинённые – люди проверенные и достойные полного доверия.
После короткого спора отменили инициативу телефонного звонка со стороны Ивана и перекинули этот тяжкий крест на господина Хоча.
– Карл Гансович, не забыли, что я колдун?
– Нет. Такое забыть нельзя…
– Значит, вы не удивитесь, что я слушал весь ваш недавний разговор и знаю о гнетущих вашего друга подозрениях.
– Ну-у-у… – протянул Фаншель, выигрывая время и жестами призывая друга пригнуться к телефону. Они уже сидели в автомобиле. – Подобное действо в наше время никого не удивит…
– Ай, бросьте! Я не говорю о ваших шпионских устройствах, которые вы пытались расставить вокруг меня, я говорю о высшем колдовстве.
– Ага, понял! И внимательно слушаю! – при этом начальник по режиму показал пальцами условный жест своему боевому товарищу: «Внимание! Раскручиваем клиента на правду!»
«Клиент» на это только рассмеялся:
– Я и сейчас вижу все ваши действия и жесты. А также то, что вы оба меня слышите. Так что… Постарайтесь больше никому о своих подозрениях и выводах не рассказывать. И причина только одна: они все имеют под собой основание. Просто в данный момент любая огласка нашему делу только повредит. Да и не все люди из вашего окружения, Борис Иванович, работают только на вас. Некоторые передают сведение как выше по инстанции, так и другим силовым структурам государства. А дальше уже утечка может стать катастрофической. В данный момент могу вам сказать и пообещать одно. Наше дело правое, и мы боремся только за торжество справедливости. И уже в самые ближайшие дни (если не завтра) мы вам дадим более широкое представление о нашей деятельности.
Повисла пауза, во время которой генералы многозначительно переглянулись, и Захаров строгим тоном проговорил в телефон, который придерживал его товарищ:
– А если мы вознамеримся уже сегодня, немедленно получить то самое представление? Ведь у нас имеются для этого все полномочия!
– Тогда буду в вас сильно разочарован, – резюмировал Хоч, с нужной грустинкой в голосе. – Естественно, что в нашей команде вам будет не место, что весьма прискорбно, ибо честные, стремящиеся к торжеству справедливости люди нам очень и очень нужны. Мало того, попытка силой выведать у нас тайну, ничего не даст, мы позаботимся, чтобы наши секреты так и остались таковыми для людей посторонних.
Захаров хотел ещё что-то сказать, но Фаншель его остановил и спросил:
– Игнат Ипатьевич, а теперь самый важный, решающий вопрос: моя дочь посвящена в ваши тайны? Хотя бы в некоторые?
– Не стану скрывать, Ольга посвящена во все, повторяю, во все наши тайны. Так что делайте правильные выводы.
– Хорошо, мы вас поняли, – окончательно решился на определённые действия Карл Гансович. – Аналитиков пока не задействуем и ждём должных объяснений с вашей стороны. Всего хорошего! – А после того как выключил телефон, через открытое окошко подозвал водителя. Мол, пора ехать. А сам обратился к другу с интересным выводом: – Раз твоя крестница в курсе всего, то…
Многозначительное молчание было понято верно. То, что творилось на комплексе, могло быть преподнесено актрисе в какой угодно форме и какими угодно порциями. Ведь, по сути, она для Хоча – никто, просто супруга одного из его доверенных лиц. Но сам факт всезнания женщины, даже сейчас находящейся на съёмках и мало вникающей в сегодняшние процессы, говорил только об одном: её муж Иван Фёдорович Загралов расположен в местной иерархии гораздо выше, чем пытается казаться. Следовательно, предварительные выводы о подобном, мелькающие раньше подозрения и интуитивные домыслы получают твёрдое основание.