Облака среди звезд
Шрифт:
Джорджия затушила сигарету и бросила окурок в сторону камина.
— Сидеть целый день в офисе и подчиняться какому-нибудь мелкому человечишке, который занимается продажей скобяных изделий или запчастей. — Джорджия скорчила гримасу отвращения. — Спорить с толпой машинисток из пригорода о том, чья очередь идти за бисквитами. Нет, уж лучше я выйду замуж за Эмилио.
— Но ведь сегодня женщине вовсе не обязательно заниматься черной работой. У тебя может быть собственный скобяной бизнес, ты завладеешь рынком и станешь
Я по-настоящему увлеклась темой разговора, но, к сожалению, появился Эмилио.
— Ага, сеньорита Хэрриет! — Он схватил мою руку и принялся осыпать ее смачными поцелуями. От него изрядно попахивало бренди. — Грустное время пришло — мне нужно покинуть вас! Я был рад вас узнать! Милая мисс, такая красивая и сладкая…
— Эмилио, ради всего святого!.. — Джорджия закрыла сумочку и застегнула пальто. — Ты можешь просто выливать на людей патоку — эффект будет тот же. Если собираешься возвращаться в Лондон, тогда пойдем.
— О, Джорджия, я уже иду. Не бойся, дорогая, мое сердце принадлежит тебе.
Только я успела вернуться к книге, вошел Джонно:
— Они уехали? У-ух! Жуткая парочка! Они стоят друг друга. — Они сам выглядел довольно жутко, осунувшийся, с глазами в красных прожилках. В руках у него была тарелка с холодными сосисками и пикулями, которые он ел руками, периодически вытирая их о джинсы. — Завтрак. — Он протянул тарелку мне. — Хочешь одну?
Меня передернуло:
— Ты ведь знаешь — если будешь так пить, то убьешь себя.
— Ну и кому какое дело? Мне все равно.
— Жалеть себя — последнее дело. Это отталкивает от тебя людей. — Джонно нахмурился, но я не отступала, вспомнив стремление Руперта сделать из него человека. — Твоей семье не все равно. Мэгги все время тревожится о тебе. Одна из причин ее болезни — то, что она забывает о себе, постоянно заботясь о других.
Джонно издал характерный горький смешок.
— Почему ты так много пьешь?
— А почему бы и нет?
— Потому что это делает тебя больным и несчастным. И непривлекательным.
— Я и вправду такой ужасный? — спросил он со вздохом, больше похожим на стон.
— Когда ты трезвый, то вовсе не ужасный. Любой пьяный становится докучливым.
— Докучливым?
— Невыносимо. Общаться с таким человеком — только время терять.
Я хотела добиться какого-то эффекта своим увещеванием, но была шокирована, когда он обхватил голову руками и начал всхлипывать.
— Я так хочу… чтобы все изменилось, — сквозь слезы проговорил он. Я никогда не могла спокойно смотреть, как люди плачут. К горлу подступил комок. Я погладила его конский хвост.
Он склонил голову мне на грудь, и я принялась укачивать его, как ребенка,
— Извини, — наконец сказал Джонно, отстраняясь от меня и вытирая лицо рукавом. Он зацепился цепочкой, продетой в нос, за пуговицу на манжете и поморщился от боли. — Ты, должно быть, думаешь, что я невозможно жалок.
— Расскажи мне о своей матери. Если хочешь.
— Мне было двенадцать, когда она умерла. Она была самой красивой женщиной в мире. Правда, много болела, и я думаю, папа тоже сильно огорчал ее. Но она говорила, что чувствует себя прекрасно, когда я ухаживаю за ней. Она называла меня своим безупречным нежным рыцарем. Это были слова из ее любимой поэмы — я уже забыл название. После ее смерти я стал никому не нужен. У Аннабель была нянька, а папа через год женился на Мэгги, которая делала для него — и для всех — все возможное. Я стал лишним. Как ты говоришь, общаться с такими — пустая трата времени.
— Ты знаешь, что я не это имела в виду.
Я попыталась добавить немного строгости в мои слова. Сочувствуя ему, я хотела все же воспользоваться редким моментом, когда Джонно не пьет и не валяется в отключке. Некоторое время он задумчиво молчал.
— Да. Я понимаю. Я привык играть в нечестные игры с самим собой и остальными. Я хотел, чтобы Кейт меня оставила, чтобы я мог быть несчастным — тогда у меня появилась бы причина жалеть себя. Фактически я сам оттолкнул ее. Я знал, что делаю ей больно, но не мог остановиться. — Он снова задумался. — Обещай, что не будешь презирать меня за то, что я плакал.
— Ты стал лучше в моих глазах из-за этого. Правда.
— Как это?
— Потому что ты так любил свою мать. Теперь я знаю, что на самом деле тебе не наплевать на других.
— Я намеренно вел себя так, чтобы не испытывать боль.
— Ты не прав. Но даже если и так, ты не сможешь защитить себя, став черствым. Это самообман.
— Хэрриет… Мне вдруг захотелось поцеловать тебя.
Я подставила ему щеку.
— На самом деле я имел в виду не такой братский поцелуй. Но, видимо, я не нравлюсь тебе. Я не такой красавчик, как Макс Фрэншем.
— Вполне возможно, что ты мог бы им быть. Трудно сказать при такой маскировке. По-моему, ты был бы гораздо симпатичнее без этой штуки в носу. А также без хвоста и этой омерзительной бороды.
Джонно рассмеялся:
— Черт с ней! Я и в самом деле устал от нее. Она цепляется за стулья и щеколды. Не то чтобы очень больно, но выглядишь полным идиотом. А что не так с остальным? Неужели девушкам не нравятся мужественные волосатые мужчины?
— Некоторым — несомненно. Но я патологически не переношу бороды.