Облако возмездия
Шрифт:
Он налил себе еще рюмку. Без сопутствующих мыслей или какого иного тостового оформления, выпил, потом собрал с тарелки остатки мясной нарезки, все сразу, что было, одной кипой, сунул в рот и, жуя на ходу вкусное, вышел из купе.
Пассажиры, и верно, все высыпали в коридор и толпились в его глубине, ближе к нерабочему тамбуру. Нетрой отметил там всех четверых покеристов, в полном составе. Перед ними находился, выделяясь на фоне всех белой доминантой, господин Клер. Рядом с ним, почти вплотную, стояла молодая женщина азиатской внешности, плотная, в джинсовой обтягивающей двойке, очевидно, та самая журналистка Мария
Присутствующие высказывались достаточно громко и возмущенно, то все сразу, то по отдельности. Впрочем, уровень громкости, как и градус возмущения, пребывали на вполне приемлемом для организаторов тура уровне. Господин Клер стоял к остальным вполоборота, правым плечом вперед, сунув руки в карманы, он улыбался. Не смущенно, отнюдь, но с таким видом, что, де, вполне понимает общее негодование и тоже негодует со всеми. В подтверждение своей солидарности с настроением общества, он раз за разом, отмечая чью-то реплику, кивал. Пол вагона под ногами не раскачивался, пассажиры чувствовали себя вполне устойчиво, но это был, по общей оценке, единственный положительный момент в создавшейся ситуации.
– Ну, вы, этсамое, не сгущайте, – увещевал возбужденную общественность вагона Борисфен Нифонтович. – Уверен, скоро все разрешится.
– А никто не сгущает! – выкрикнул Загул. Белобрысая челка лезла ему на глаза, и он, глядя исподлобья, нахально их таращил. Сразу было заметно, что он из всех самый младший и заводной. А Феликс, зная таких людей, еще подумал: провокатор. Любитель блефовать на кураже.
– И с чего вы, уважаемый Борисфен Нифонтович, так уверены, что все разрешится, тем более, скоро? – поинтересовался низким хриплым голосом старейший из присутствующих игроков в покер Фрол Кассепа. Несколько отросшие, густые, жесткие и абсолютно седые волосы его сидели на голове как оловянная каска, образ довершали такого же цвета и качества густые вислые усы. Кассепа по традиции был в клетчатой рубахе и в жилетке, и все время совал пальцы то в ее кармашки на животе, то в вырезы для рук. – Какие у вас для этого основания?
Господин Клер вздохнул и, отдуваясь, продолжил объяснять:
– Ну, этсамое, это же очевидно… Иначе просто быть не может!
– Да что же тут очевидного, помилуйте! – перебив его на полуслове, вскричал Кристиан Клодница, очевидно, из поляков. Его острые глаза возбужденно блестели из-за очков в тонкой золотой оправе, он подпрыгивал на месте и потной ладонью поминутно заглаживал челку на левую сторону. – Ничего ведь очевидного нет! Кроме того, что на турнир мы уже не попадаем. А быть, как раз, может что угодно!
– Да не нервничайте вы так, ради Бога! И турнир у нас с вами пока остается в плане.
– Пока!
– А если нет – все равно не волнуйтесь. В накладе, уверяю вас, не останетесь. Вы уже не в накладе, если на то пошло.
– Что же все-таки случилось? – полюбопытствовал самый сдержанный из всех, невозмутимый
– Так, если б я знал! Уже все бы вам доложил.
– Персонал! Даже персонал разбежался! Ни проводницы, ни кого!
– А кто вам, этсамое, нужен? Кроме проводницы?
– Да хоть кто-то!
– Электричества нет!
– Электричества нет, с этим, как говорится, не поспоришь. Зато из вагона вас никто не гонит. Можно спокойно подождать, пока все выяснится.
– Я, простите, привык по утрам пить кофе, – высказался Фрол Кассепа. – Пятьдесят последних лет, изо дня в день, ритуал. Я без кофе не могу.
– И поесть не мешало! – поднял планку Леха Загул. – Тоже, ритуал. Последние тридцать лет. Я без завтрака не могу!
Тут он, положим, приврал. Тридцати ему еще не было. И, как говорится, даже не намечалось. Было ему двадцать три, и был он из очень ранних.
– Понимаю, понимаю… Администрация приносит свои извинения. Но вы должны принять во внимание экстраординарность произошедшего. Кто мог предположить, что, этсамое, отцепят? Никто. Я, как и вы все, лег вчера спать в уверенности, что сегодня буду ехать, пока рельсы не закончатся.
– Они и закончились. Тупик же.
– Однако имеем что имеем. Кстати, мы могли бы пройти на вокзал, и там напиться кофе, и съесть, кто желает, завтрак. За счет, разумеется, устроителей. Нам ведь все равно туда идти придется.
– Вокзальный буфет! Фи!
Это кто там фикует, озадачился определением смутьяна Феликс – ни зачем, так, чисто для протокола. Но выявить персонаж не успел.
– Не нужно идти на вокзал! – раздался голос у него за спиной и, оглянувшись, он увидел Агафью Борисовну, собственной персоной. Никто и не услышал, и не заметил, как она выпорхнула из своего купе и присоединилась к остальным. Плечи ее поверх легкого ситцевого халатика укрывал красивый платок, придавая ей вид достойный и праздничный. Она сдержанно улыбалась. – Не нужно на вокзал, я и здесь всех накормлю завтраком.
– А ты сможешь? В смысле, у тебя есть? Столько?
– Обижаешь, слушай! Уж, казалось бы, ты-то должен знать!
– Я просто спросил! Этсамое, уточняю для всех.
– Можете не сомневаться! При необходимости, могу еще и обедом накормить.
– Вот как! Ну, что скажете, господа?
– Прелестно!
– Вот и замечательно! Тогда, господа, прошу вас, соберитесь, скажем… Да вот, купе номер четыре вполне подойдет.
– Мы с господином Нетроем уже перекусили.
– Всегда отдельно!
– Очень хорошо. Значит, в одном купе могут уместиться все.
– Я не буду, – неожиданно подала голос Лаура, и это были первые слова, услышанные от нее Нетроем. Голос, кстати, ему понравился: неожиданно низкий, не то чтобы с хрипотцой, а как надтреснутый бубенец. Короче, цеплял. – Я никогда не завтракаю, – пояснила она в ответ на устремленные на нее вопросительные взгляды. – Только кофе.
– Кофе! – подтвердил, ликуя, Фрол Кассепа.
– Тем более! – подвела черту под прениями сторон Агафья Борисовна. – Занимайте ваши места, господа, я сейчас. И, повернувшись с достоинством, она с неожиданной легкостью устремилась за обещанными харчами.