Облако возмездия
Шрифт:
Борисфен Нифонтович усмехнулся.
– Господин писатель зрит в корень. Скажу сразу, что для меня организовать такое мероприятие, по деньгам, это именно карманные расходы. Но, кроме того, что это само по себе весело и прикольно, как теперь говорят, имеются у нашей поездки еще и сопутствующие, более масштабные цели.
– Какие, если не секрет?
– Охотно с вами поделюсь. Тем более что в дальнейшем предполагаю расширять наше с вами сотрудничество.
– Ого! Даже так!
– Именно. Короче говоря, наша финансовая компания решила немного изменить сферу деятельности.
– Простите, что перебиваю. А
– Ах-ха! Вот они, кстати, и занимаются тем, о чем я рассказываю. Итак, этсамое, мы решили учредить в Сальви-Крусе особую игорную зону, ОИЗ, сокращенно, с тем, чтобы в дальнейшем организовывать на ее базе такие же покерные турниры – и не только покерные. Может даже, этсамое, войдем в мировую серию WSOP. Даже наверняка войдем, если все будет развиваться, как задумано. Под эти цели мы уже выкупили у города остров Кемпа на реке Славе. Остров – отличное решение. Вот, например, тот турнир, куда мы едем, будет проходить на Татышевом острове, а у нас уже есть свой, Кемпа. Сыновья как раз занимаются организацией строительства на нем казино. Мост на остров еще надо перекинуть, каменный, да. Работы много. Но в принципе, ведь сфера та же, финансовая. Деньги делают деньги. Теперь, что до нашего выезда. Считаем его хорошей промо-акцией, рекламным туром и способом раскрутки нашего нового Покерного клуба – Сет 777, который мы учредили буквально на днях. Кстати, все вы, пассажиры вагона-люкс, автоматически стали членами нового клуба. Поздравляю, этсамое. Найдем подходящий момент, вот, кстати, тогда же, когда соберем всех, и вручим вам удостоверения. Это, так сказать, еще один бонус для вас, поскольку вступительный взнос в клуб предполагается довольно приличный. Еще мы вошли в долю по организации этого турнира, а на Кемпе уже будем проводить свой, с призовым фондом 777 тысяч 777 долларов.
– Честно говоря, не слишком густо. Не впечатляет.
– Пока! Это пока, а там посмотрим, как будем раскручиваться, как пойдет. Может, и семь миллионов положим. Посмотрим.
– Предлагаю тост за то, чтобы все у вас получилось! Чтобы три семерки оказались для вас – и для нас – счастливыми!
– А и то! С удовольствием поддержим такой замечательный тост.
Выпили, закусили. Замерли, ощущая пронзительное сквозное скольжение вечности. Протекание времени и его пронзительность. Странная объединяющая осознанность.
Сгустившаяся темнота природы давно скрыла от взоров, любопытных и равнодушных, тянувшуюся поодаль параллельно дороге однообразную линию невысоких сопок, поросших редким хвойным лесом, перемежаемых неглубокими распадками. Обширные малонаселенные пространства, редкие поселения, прилепившиеся к Магистрали. Одинокий огонек мелькнет посреди тайги, как затерянная в океане лодка, и пропадет – бесприютное, тоскливое чувство. В темном стекле отражается лишь накрытый стол и тени-призраки возле него.
Агафья Борисовна задернула занавеску – отсекла тоску, оставила ее за пределами. Пространство замкнулось, сузилось, наполнилось теплом и уютом.
– Так-то лучше, – сообщила она, и никто не стал с ней спорить, даже извечный спорщик писатель Нетрой – только, соглашаясь, молча кивнул.
– Может, поговорим теперь о вас? – спросил господин Клер. – Расскажите, этсамое, как становятся известными писателями? Что для этого нужно? Как, вообще, становятся писателем? Вот вы, например?
Феликс
– А что, и расскажу. Но у меня есть одно встречное предложение. Предварительное. Чтобы рассказывать все начистоту, без условностей… Борисфен Нифонтович, не хотите ли выпить? На брудершафт?
– Хочу! И давно! С языка сняли! Рюмки, кстати, давно наполнены.
Тут же они переплели руки и, смешно тянясь губами к чаркам, выпили. Выпив, Феликс выдохнул, Борисфен крякнул.
– Так что там с писательством? – напомнил он тему. – Какой побуждающий мотив?
– Жизнь побуждает, я думаю.
– Да ну! Меня, например, не побуждает. Даже писем не пишу, только деловые записки.
– Просто у каждого жизнь своя. Кто-то раньше созревает, кто-то позже.
– А ты?
– Я из поздних. Вообще, честно говоря, не понимаю, когда молодые люди, форменные сопляки, заявляют: хочу, там, стать писателем! Кем ты хочешь стать, Господи! Что ты рассказать можешь? Ну, правда, же? Только свои невнятные сны, которые, по большей части, никому не интересны. Нет, я уверен, что писатель должен созреть, как плод, как зимнее яблоко антоновка, тогда он и сладок, и интересен, и долго сохраняется. В смысле, долго читаться будет, а не забудется сразу, едва барахтаться перестанет. И не важно, что ты пишешь, фантастику или любовные романы, главное, чтобы багаж за спиной ощущался, жизненный опыт. Вот тогда ты писатель.
– Я и говорю – как ты!
– Как я, да. Например. Хотя я в детстве ни о каком писательстве не помышлял. Выдумщик был, фантазер, да, истории всякие сочинял, но это все так, для личного пользования в основном и устно. Или чтобы отбрехаться, когда обстановка сгущалась. А вырос я на воле, в деревне с названием, не поверишь, Хренотень.
– Да ну! Нешто есть такая?
– Я тебе говорю! Мой отец оттуда, там же я у бабушки и рос. И вырос. Потому и характер у меня, наверное, такой, с хренком, не всякому по нраву. Родители-то геологами были, часто по экспедициям разъезжали. Это в какой-то степени и предопределило мою судьбу. Куда мне еще было идти? В геологоразведочный! Три года в техникуме, – и на год в экспедицию. В горы небесные, – на Тянь-Шань. Мы там золото искали.
– Нашли?
– Нашли!
– Вот это самое главное!
– Наверное, оттуда у меня и страсть к кладоискательству.
– А дальше?
– Дальше? Дальше меня побросало из стороны в сторону, да. Но в экспедиции я больше не ходил, одного испытания хватило за глаза. Не мое это. Нет, я люблю сходить на недельку-другую в поход, но не на полгода-год. Это – нет. Я без цивилизации долго обходиться не могу.
– А что для тебя цивилизация?
– Для меня? Ну, например, крепкая мостовая под ногами и уличные фонари. Или, накрытый стол и красивые женщины вокруг. Компьютер и быстрый доступ к любой информации.
– Так-таки и любой?
– Абсолютно! Или вот, скажем, бархатный берет на голове, а не москитная сетка. Мне тут почитательница одна берет как-то преподнесла. Недавно. Черный, бархатный, с серебряной вышивкой – Нью Йорк Сити, латиницей. Оттуда, говорит, и привезла. Мягкий и теплый. Очень мне нравится, очень. Как надену, ощущаю себя настоящим мастером. Мастером, понимаешь?
Господин Клер покачал головой.
– М-м-м, да, понимаю. Что же дальше то было? В жизни? Как текла-развивалась?