Области тьмы (The Dark Fields)
Шрифт:
Когда я вернулся домой, я положил портфель на пол рядом с телефоном. Открыл его, чтобы видеть деньги. На автоответчике сообщений не было, и я проверил мобильник. Пришло одно от Ван Луна. Мол, он понимает, что мне нужен перерыв, но так, как я всё оформил, – это не способ. И мне надо ему позвонить.
Я вырубил мобильник и убрал подальше.
В середине дня голова разболелась сильнее. Я продолжал принимать экседрин, но он перестал действовать. Я принял душ, чёрт-те сколько простоял под струями горячей воды, пытаясь размять напряжённые узлы в шее и плечах.
Боль в голове сначала охватила лоб, заболело по ту сторону глаз, но к середине дня она
Я часами бродил по комнате, пытаясь справиться с болью – смотрел на телефон, ждал, пока он зазвонит. Я не понимал, почему этот мужик никак не свяжется со мной. Посмотрел на деньги. Вот, на полу лежат полмиллиона долларов, они так и ждут, чтобы кто-нибудь пришёл и забрал их…
Ранним вечером я понял, что круги по комнате уже ни от чего не помогают. Теперь боль шла частыми приступами, меня фактически всё время колотило. Я решил, что легче забраться в мою самодельную кровать из сложенных одеял и перины, и там я метался, крутился, хватался за голову в бесплодных попытках утешить боль. Когда стемнело, я провалился в лихорадочный сон. В какой-то момент я проснулся с припадком рвоты – отчаянно пытаясь опустошить давно пустой желудок. Я стошнил кровью на пол, а потом плюхнулся на спину и уставился в потолок.
Эта ночь – ночь четверга – была бесконечной, никак не хотела кончаться. Чем выше поднималась вуаль МДТ, тем сильнее было моё чувство страха и ужаса. Муки неуверенности вгрызались во внутренности моего живота, и я постоянно думал: что же я наделал? У меня были яркие сны, почти галлюцинации, в которых я всё ближе и ближе приближался к пониманию того, что произошло в ту ночь в отеле “Клифден” – но всё-таки, поскольку я не мог отделить плоды воображения моего больного разума от подлинных воспоминаний, я так и не приблизился к этому. Я видел, как Донателла Альварез спокойно идёт по комнате, как прежде, в черном платье, кровь течет у нее по лицу – но дело было в моей комнате, не в отеле, и я помню, что подумал, если её так ударили по голове, почему она такая спокойная, да ещё и ходит. Ещё мне виделось, как мы с ней вместе лежим на диване, обнимаем друг друга, и я смотрю в её глаза, возбуждаюсь, волнуюсь, меня поглощает пламя некоего безымянного чувства – но в то же время мы лежим на моём старом диване, который стоял в квартире на Десятой улице, и она шепчет мне в ухо, говорит, играй на понижение, прямо сейчас, сейчас, сейчас. Потом она сидит за столом напротив меня в столовой Ван Луна, курит сигару и говорит оживлённо: “Потому что вы, североамериканцы, не понимаете ничего, вообще ничего…”, – а я в приступе злости тянусь к винной бутылке неподалёку…
Варианты этой стычки проплывали у меня в голове всю ночь, каждый чуть отличался от предыдущего – не сигара, а сигарета или свеча, не винная бутылка, а палка или статуэтка – каждый раз, как осколки цветного стекла, в замедленной съёмке летящие через пространство после взрыва, каждый раз напрасное обещание вылиться в настоящее воспоминание, во что-нибудь объективное, цельное… и достоверное…
В какой-то момент я скатился с перины, ухватился за живот и пополз по полу в блестящую темноту ванной. После очередного приступа рвоты, на этот раз в толчок, я умудрился встать на ноги. Склонился над раковиной, и после схватки с краном начал умываться холодной водой. Когда я поднял взгляд, моё отражение в зеркале было едва видно, больше похоже на призрак, и глаза мои – видимые и бегающие – были единственным признаком жизни.
Я снова поплёлся в комнату,
И я худо-бедно приспособился к боли в голове – по крайней мере, пока я оставался абсолютно неподвижным, не шевелился, не дёргался, она, к счастью, уменьшалась до тупого, долбящего, бессмысленного ритма…
Глава 27
Когда рядом зазвонил телефон, часов в девять, мне показалось, будто тысяча вольт электронапряжения пронзает мой мозг.
Я потянулся – дёрганно, дрожащей рукой – и взял трубку.
– Алло?
– Мистер Спинола? Это Ричи.
– Хххрр.
– К вам пришёл мистер… Геннадий. Пропустить его к вам? Утро пятницы.
Сегодняшнее утро. Точнее, уже вчерашнее утро.
Я помолчал.
– Да.
Я положил трубку. Пусть посмотрит на меня – скоро он тоже будет таким же.
Я кое-как сумел подняться с пола – каждое движение посылало очередной электрический разряд мне в мозг. В конце концов сумев встать, я заметил, что стою в лужице собственной мочи. На рубашке были пятна крови и слизи, и я весь трясся.
Я посмотрел на портфель с деньгами, а потом на телефон. Как мог я быть таким тупым, таким самодовольным? Я посмотрел на окна. На улице стоял ясный день. Я подошёл к двери, очень медленно, и открыл её.
Повернулся и побрёл в комнату, а потом снова развернулся, чтобы смотреть на дверь. У моих ног лежала большая, разломанная коробка, её вываленное содержимое – кастрюли, сковородки, всякая кухонная утварь – расползлись, как кишки по полу.
И вот я стою как старик – немощный, согбенный, целиком во власти всего происходящего вокруг. Я услышал, как открывается дверь лифта, потом шаги, а через пару секунд в дверях появился Геннадий.
– Оба… блядь!
Он ошеломленно посмотрел вокруг – на меня, на погром, на громадные размеры квартиры, на окна – явно не в состоянии решить, впечталён он качеством или испытывает омерзение от моего состояния. Сам он пришёл в костюме в тонкую полоску и на двух пуговицах, в чёрной рубашке и без галстука. Он обрил голову, а точёное лицо украшала трёхдневная щетина.
Пару раз он пробежал по мне глазами снизу вверх и сверху вниз.
– Ни хуя себе тебя расколбасило. Что такое? Я что-то пробормотал в ответ.
Он зашёл в комнату. Потом, обходя кучи на полу, подошёл к окнам, куда его неотвратимо тянуло, как я думаю – совсем как меня, когда мы с Элисон Ботник тут были в первый раз.
Я не двигался. У меня болела голова.
– Явный прогресс по сравнению с той жопой, где ты жил на Десятой улице.
– Ага.
Я слышал, как он ходит сзади меня от окна к окну.
– Охуеть, видно весь город. – Он помолчал. – Я слышал, что ты нашёл себе приличную квартирку, но это оказалось вообще нечто.
Это он о чём?
– Вон Эмпайр-Стейт. Здание Крайслер. Бруклин. А мне нравится. Знаешь, может, тоже куплю себе что-нибудь в таком роде. – Я услышал по голосу, что теперь он повернулся ко мне. – А что, может, мне забрать прямо эту квартиру, въехать прямо сюда? Что скажешь, дрочила?
– А что, Геннадий, будет круто, – сказал я, полуоборачиваясь. – Я всё равно собирался искать соседа, чтобы вместе выплачивать кредит.