Области тьмы
Шрифт:
Сердце у меня колотилось.
Через миг дверь распахнулась, и передо мной появилась тощая девочка лет семи-восьми. У неё были длинные, тёмные, прямые волосы и глубокие карие глаза. Наверно было видно, как я удивился, потому что она нахмурилась и строго сказала: — Да?
— Наверно, ты Элей? — спросил я.
Она подумала над моим вопросом, а потом кивнула, подтверждая мою догадку. Одета она была в красную кофту и розовые штанишки.
— Я старый мамин друг. Похоже, это её не впечатлило.
— Меня
— Вы хотите поговорить с мамой?
Я заметил в её голосе и жестах лёгкое нетерпение, как будто она хотела, чтобы я быстрее уже говорил — сказал всё, что хочу, чтобы она могла вернуться к делу, от которого я её оторвал.
Откуда-то из глубин дома раздался голос:
— Элей, кто там?
Это была Мелисса. Внезапно я понял, что всё пройдёт труднее, чем мне казалось.
— Какой-то… мужчина.
— Я… — на этом месте она замолчала, и пауза эта была беременна колебаниями и даже оттенком злобы, — я сейчас подойду. Скажи ему… пусть ждёт.
Элей проинформировала меня:
— Мама моет сестрёнке голову.
— Сестру зовут Джейн?
— Да. Сама она не может. И затягивается это надолго.
— Почему?
— Слишком волосы длинные.
— Длиннее твоих?
Она фыркнула, будто говоря, блин, дядя, да ты вообще ничего не знаешь.
— Послушай, — сказал я, — у вас тут дел полно. — Я замолчал и посмотрел прямо ей в глаза, чувствуя, будто меня затягивает в водоворот. — Давай я оставлю тебе вот этот портфель… а ты скажешь маме, что я заходил… и оставил его для неё.
Стараясь ни в коей мере не показаться нахальным, я наклонился и поставил портфель на тряпку под дверью.
При этом моём движении она не пошевелилась. Потом она подозрительно опустила взгляд на портфель. Я отошёл на пару шагов. Она снова подняла глаза на меня.
— Мама просила вас подождать.
— Знаю, но я спешу.
Этот довод показался ей убедительным, она явно заинтересовалась — чем бы она ни занималась перед моим приходом, она давно уже о том забыла.
— Элей, я иду.
Настойчивость в голосе Мелиссы пронзила меня, и я понял, что надо убираться прежде, чем она покажется. Я хотел сказать ей — не открывать портфель до моего ухода. Теперь это уже перестало играть роль.
Я спустился по ступенькам.
— Элей, мне пора бежать. Приятно было с тобой познакомиться.
Она снова нахмурилась, явно не понимая, что тут происходит. Она тихонько сказала:
— Мама уже идёт.
Делая шаг назад, я спросил:
— Ты запомнила, как меня зовут? Ещё тише она ответила:
— Эдди.
Я улыбнулся.
Я мог бы смотреть на неё часами, но надо было бежать, и я развернулся. Добрался до машины и залез внутрь. Завёл двигатель.
Отъезжая, краем глаза я заметил резкое движение в дверях дома. Втыкая первую передачу и готовясь повернуть налево, я посмотрел в зеркало.
Я поехал в сторону Ньюбурга и снова выбрался на 87-ю автостраду, где свернул на север. Я решил, что поеду до Олбани, и там уже буду разбираться.
В середине дня я приехал на окраину города. Поколесил чуток, потом остановился на боковой улочке рядом с Центральной-авеню. И просидел в машине минут двадцать, уставившись на руль.
Ну и что теперь делать?
Я выбрался на улицу и пошёл, бодро, и без какой-то цели. По ходу я раз за разом проигрывал в голове сцену с Элей. Она так сверхъестественно напоминала Мелиссу, что наша встреча ошеломила меня — поразила до бесконечности, вогнала в дрожь, заставила содрогаться от благожелательности и надежды.
Но, шагая, я чувствовал серебряную коробочку Геннадия, лежащую в кармане джинсов. Я знал, что через пару часов открою её, вытащу оставшиеся две таблетки и проглочу — простое, банальное движение, слишком завершённое и лишённое малейших следов благожелательности и надежды.
И я продолжал бесцельную прогулку.
Через полчаса я решил, что дальше идти нет смысла. Казалось, что вскоре начнётся дождь, да и незнакомые улицы только сбивали с толку.
Я остановился и развернулся, чтобы вернуться к машине. Но тут взгляд мой упёрся в витрину магазина электротехники, где стояло пятнадцать телевизоров, тремя рядами по пять. С каждого экрана прямо на меня глядела Донателла Альварез. Фотография её лица. Она чуть наклонилась вперёд, большие глубокие глаза, длинные рыжие волосы отбрасывают тень на поллица.
Я замер на тротуаре, люди проходили мимо и вокруг меня. Потом я подошёл к витрине ближе и смотрел репортаж, где теперь показывали снимки зданий «Актиума» и отеля «Клифден». Я прошёл вдоль витрины и зашёл внутрь, чтобы послушать, что говорят — но звук был тихим, и я разбирал только отдельные куски. На кадре Сорок Восьмой улицы я вроде бы услышал «…заявление, сделанное вечером Карлом Ван Луном». Потом «…пересмотр сделки в свете негативного освещения в прессе». А потом — теперь уже я напряжённо вслушивался — что-то вроде «…негативное влияние на цены акций».
В раздражении я осмотрелся.
В закутке сзади тоже стояли телевизоры, настроенные на тот же канал. Я быстро прошёл через магазин, мимо видеомагнитофонов и ДВД-плейеров, магнитофонов и музыкальных центров, и когда дошёл до нужного места, они уже показывали кусок съёмки с пресс-конференции MCL-Абраксас, тот, где камера смещается по комнате слева направо. Я ждал, в животе у меня крутило, а потом через пару секунд… вот он я, на экране, в пиджаке, двигаюсь по экрану справа налево, смотрю в никуда. У меня удивительно пустое выражение лица, чего я не помню по первому разу, когда увидел эти кадры…