Обломки мифа. Книга 2. Враги
Шрифт:
– А, молодая хозяйка глянулась? Так давай покличу.
– Не надо.
– Что «не надо?» Заходи, проходи в сени, нечего на холоде-то стоять.
Добрыня, как телок, повиновался. Чувствовал себя в сенях преступником. И это он – княжий телохранитель!
Забава вышла, кутаясь в шерстяной платок. Смотрела насмешливо.
– Сказать чего хотел?
Он мотнул головой.
– Ну, так сказывай.
И Добрыня решился и сказал, как в холодную воду прыгнул:
– Люба ты мне, Забавушка. Можно приходить
Забава засмеялась, показывая жемчужные зубы:
– Да заходи. Чай глазами на мне дырку не протрёшь. Да только у тятеньки спросить надо.
Добрыня опять мотнул головой:
– Хорошо, завтра приду.
И ушёл.
На завтра к вечеру действительно пришёл. Путята сидел на лавке, точил нож. Избора и Забава пряли у окна. Добрыня подошёл к женщинам, достал из-за пазухи белый комочек, который произнёс: «Ми». На ладони у него сидел маленький зверёк с розовым носиком и розовыми ушками, он протянул его Забаве и сказал:
– Вот. Кисок. Тебе, Забава Путятична.
Забава посмотрела на него удивлённо, восторженно и радостно:
– Откуда? – спросила.
Кошки в то время были редкостью.
Он пожал плечами. Для всесильного Добрыни в Киеве не было ничего не возможного.
Забава посмотрела на Добрыню тепло и как-то даже с любовью, как ему показалось. Он развернулся, подсел за стол к Путяте и рубанул с плеча:
– Дочка мне твоя глянулась, – сказал он. – Свататься пришёл.
Путята был удивлён до крайности, не зная, что ответить, пробормотал:
– Ну, это честь для нас. А ну-ка, мать, распорядись, что бы на стол собрали чего ни то. На сухую-то такой разговор глодку дерёт.
Слуги засуетились. У Путяты было время подумать. Стол накрыли, разлили по чарке мёда, выпили и Путята сказал:
– Честь для нас действительно великая. Ты, Добрыня Никитич, всё же сын древлянского князя. А я даже не боярин. Но без обиды: ты холоп великого князя…
– Княгини Ольги, – поправил его Добрыня.
– Тем более. Ну как дочь за холопа отдать? Так-то я не против. Да и маленькая она ещё. Пусть ещё годик в девках погуляет. А ты уж как-то от холопства избавься. Если надо будет княгини Ольги тебя убить, тебя и так убьют.
– Холопа-то убить проще. Приказали первому попавшемуся и убили без затей и хлопот.
– Да какие хлопоты у великой княгини? Приказала – и убьют. Хоть ты холоп, хоть ты князь. Попроси Святослава или сестру посодействовать.
– Попросить-то можно, был бы толк.
– Попробуй. А то смешно, ты, Добрыня Никитич, хозяин в Киеве, а над своей жизнью не властен.
Добрыня, не мешкая поговорил с сестрой.
– Ой, Добрыня, – сказала Малуша, – всё не так хорошо, как ты думаешь.
– Что стряслось? Святослав загулял?
– А то он не гулял? У него две жены, а он всё равно любит бабам
– Почему на тебя?
– А на кого?
– Вот не лёгкая-то. Ладно, поговорю с твоим князем.
На следующий день, в переходе между светёлками, разговор состоялся.
– Что, князь, сестрица моя приглянулась? Постарела Прекраса? Молодого тела ищешь?
– Не заговаривайся, холоп! – Моравец презрительно кривил верхнюю губу.
– Я, что, не ровня тебе? Между нами есть разница?
– Есть. Я – князь!
– И я – князь. Только у меня терем есть. Свой, собственный. Даже у воинов твоей рати дворы есть, а у тебя нет, – Добрыня спокойно улыбался. – Кто ты? А? Для утех княгини ты нужен, больше не зачем. Не приставай к сестрице. Голову оторву.
– Ты угрожать мне будешь? – задиристо сказал Моравец.
– Я не угрожаю, я говорю, как есть, – в голосе Добрыни слышалась угроза. – Княгиня прознает, что с тобой сделает?
– Ничего не сделает.
– Тогда я что-нибудь придумаю.
На том и разошлись. Илья Моравец ушёл весь пунцовый, сжимал кулаки, но понимал, что Добрыня прав. Княгиня Ольга правит землёй, воеводами у неё Свенельд и ещё сын Святослав. А он зачем нужен? Только для постели. Он ей привёл из Моравии тысячу кованной рати, а она её прибрала к рукам тихо и не заметно, не понятно как. Держат из милости, как собаку. Ну, ладно. Ещё поборемся. Тут ещё поглядеть надо: кто кого. Спасибо Добрыни, глаза открыл.
Филин и Ашава купили себе избу на Подоле. Ашава беременна, дохаживает последний месяц. Тяжело ей. Помощница Ашавы Пичай помогает ей, конечно, но Ашаву беспокоили сами роды – одна Пичай может и не справиться.
– На торгу встретила Вадаву, – жаловалась Ашава мужу, – такая гордая, прошла мимо, меня не заметила. Как же! Жена купца.
Они лежали на ложе под одеялом, Ашава доверчиво прижималась к мужу. Филин удивлялся: гордая, сильная Ашава превратилась в слабую женщину.
– Переживём, – успокоил её Филин.
– Переживём. А рожать-то как одной?
– Волк приехал с семьёй. Схожу завтра. Может чего посоветует.
– Сходи, Филя, сходи. Скоро уже. Вот, смотри, – и с этими словами она положила его руку на свой живот. И Филин почувствовал, как что-то перекатывается справа на лево и слева на право.
– Беспокойный мальчишка будет, – гордо заявила Ашава.
– Мальчик будет?
– Конечно, мальчик, – без тени сомнения заявила Ашава.
Наутро Филин пришёл в терем к Волку. Друзья обнялись.