Обман Инкорпорэйтед (сборник)
Шрифт:
– Басни даются мне без труда, – донесся до пилота среди помех межсистемного пространства далекий голос, слабые колебания которого ловил вращающийся конус радара на борту корабля Ала Доскера. – Однако вам следовало связываться со мной, – продолжал Рахмаэль, – только в случае…
– …чрезвычайного происшествия, – договорил Доскер. – Шифр, применяемый «ОбМАН Инкорпорэйтед», не поддается взлому, поскольку транслируются необычные данные. Слушайте внимательно, Рахмаэль. – Он продолжал говорить, надеясь, что его слова достигают «Омфала» благодаря сложной системе передачи, основанной на фильтрации полезной информации из шумового потока на основе статистических распределений. – Вам известен анекдот о заключенном, который встает и провозглашает: «Номер
– Да, – живо отозвался Рахмаэль. – Потому что номер третий соответствует одному из анекдотов, известных всем зекам, ведь они сидят в тюряге давным-давно.
– Подобным способом закодирована сегодняшняя передача с Китовой Пасти, – сказал Доскер. – У нас декодером работает двоичный компьютер. Вначале мы начинали с подбрасывания монеты на каждую букву алфавита. Решка означала зеро или блокировку врат, орел – единицу или открытые врата. Варианты ноль или единица – вот принцип действия двоичного компьютера. Затем мы изобрели пятьдесят шаблонов сообщений, описывающие возможные условия на той стороне; сообщения были составлены таким образом, чтобы каждое включало уникальную последовательность единиц и нулей. – Он слегка задыхался от волнения. – Я только что получил сообщение, которое после сведения к двоичной системе представления представляет собой число 1110100110011101011000001001101010011100001001111100000111. Данная двоичная последовательность не поддается декодированию, поскольку действует лишь в качестве оного из пятидесяти уникальных сигналов, известных нашему «ящичку» здесь, на моем корабле, – и рассчитано на ленту особого типа. Однако его длина невольно вызывает у криптографов впечатление содержательности.
– А ваша автоматическая включаемая лента… – подхватил Рахмаэль.
– Ее активирует операционная команда «Спарта», – пояснил Доскер и замолчал.
– Режим диктатуры? – послышался голос Рахмаэля.
– Да.
– Против кого?
– Они не сказали. Пришло и второе сообщение, но оно почти ничего не добавило. Разве что в нем недвусмысленно сказано, что они не в силах держаться. Войска уничтожили десятую часть прибывших.
– А вы уверены в подлинности этой информации? – спросил Рахмаэль.
– Только у Фреи Холм, Мэтсона и у меня есть шифровальные ящички, куда можно вводить сообщения с двоичной активационной последовательностью. Очевидно, шифровку отправила Фрея, во всяком случае, она транслировала первое… Они даже не потрудились подписать второе, – добавил он.
– Ладно, тогда я поворачиваю назад, – сказал Рахмаэль. – В моем рейсе больше нет смысла.
– Решать вам. – Доскер подождал, гадая, какое решение примет Рахмаэль бен Аппельбаум, хотя это уже не имело значения, поскольку подлинная трагедия должна была развернуться на расстоянии двадцати четырех световых лет пути от него и не ограничилась бы уничтожением и захватом двух тысяч сотрудников «ОбМАН Инкорпорэйтед», но коснулась бы и тех сорока миллионов, что отправились раньше. И еще самое малое восьмидесяти миллионов, которые последуют за ними и кому помочь невозможно, ведь, несмотря на знание обстановки по эту сторону врат «Телпора», у пилотов нет средств оповещения населения с помощью СМИ…
Пока Доскер размышлял над этим, три ооновских корабля-преследователя, похожие на черных скользящих рыб, бесшумно подошли к нему на огневую дистанцию и выпустили ракеты, после чего его корабль, принадлежащий «ОбМАН Инкорпорэйтед» разлетелся градом осколков.
Оглушенный, безвольный пилот в скафандре с автономным запасом воздуха, тепла, воды, с радиопередатчиком, контейнером для мусора и тубами с пищей дрейфовал в пространстве, как ему казалось, вечно. При этом его посещали приятные мысли о планете, покрытой зелеными лесами, о женщинах и беспечных пикниках, хотя одновременно он сознавал, что жить ему, возможно, осталось совсем недолго, а заодно гадал, уничтожен ли «Омфал» кораблями ООН под стать его космолету. Очевидно, системы слежения их бдительного главного пульта запеленговали радиоволну,
Он продолжал надеяться, когда корабль-преследователь приблизился к нему и выслал напоминающее робота устройство; оно некоторое время возилось с пилотом и наконец сумело осторожно обхватить его, не повредив скафандра. Почему бы им просто не проколоть оболочку его скафандра, не выпустить из него воздух и тепло и не оставить труп дрейфовать в космосе?
Это поразило Доскера. И зачем открывается люк корабля-преследователя, в который его просунули, словно спеленатую сетью добычу? Вскоре люк захлопнулся, и он ощутил искусственную гравитацию, поддерживаемую внутри дорогого сверхсовременного космолета. Полежав некоторое время, пилот вяло поднялся на ноги.
Стоявший перед ним вооруженный старший офицер ООН сказал:
– Снимите скафандр. Ваш аварийный скафандр. Понятно? – Он говорил с сильным акцентом и, судя по замеченной Доскером нарукавной повязке, входил в Нордическую лигу.
Доскер предмет за предметом снял аварийную экипировку.
– Похоже, вы, готы, контролируете ситуацию, – сказал Доскер. «Во всяком случае, в ООН», – мысленно добавил он, гадая насчет положения на Китовой Пасти.
– Сядьте, – продолжал офицер, не сводя с него лазерного пистолета. – Мы возвращаемся на Терру. Nach Terra, versteh’n? – Позади него за пультом управления сидел еще один невооруженный служащий ООН, корабль на высокой скорости шел к третьей планете, и Доскер предположил, что путь до нее займет не более часа. – Генеральный секретарь пожелал говорить с вами лично, – сказал офицер. – Извольте расположиться здесь и ждать. Хотите почитать журнал? Или посмотреть развлекательную кассету?
– Нет, – отказался Доскер и присел, уставясь перед собой отсутствующим взглядом.
– Мы запеленговали «Омфал» по его несущей волне, как и ваш корабль.
– Недурно, – саркастически заметил пилот.
– Впрочем, с учетом расстояния нам понадобится несколько дней, чтобы догнать его.
– Но вы его догоните, – сказал Доскер.
– Несомненно, – подтвердил офицер ООН с сильным шведским акцентом и кивнул. У него не было сомнений. У Доскера – тоже.
Единственной проблемой оставался фактор времени. По словам офицера, им требовалось несколько дней, не более. Пленник продолжал сидеть, глядя прямо перед собой, а корабль-преследователь ООН тем временем несся к Терре, к Новому Нью-Йорку и Хорсту Бертольду.
В штабе ООН в Новом Нью-Йорке ему устроили доскональный медосмотр: врачи и медсестры присоединяли к нему один за другим всевозможные датчики, изучая их показания, но не обнаружили никаких внедренных под кожу устройств.
– Вы замечательно перенесли выпавшие вам суровые испытания, – сообщил Доскеру главный врач, когда пациенту вернули вещи и позволили в очередной раз одеться.
– Что теперь? – спросил пилот.
– Генеральный секретарь готов увидеть вас, – коротко ответил врач, делая пометки в карте, и кивнул в сторону двери.
Одевшись, Доскер медленно подошел к двери и открыл ее.
– Прошу поспешить, – произнес Хорст Бертольд.
– Зачем? – спросил Доскер, закрывая за собой дверь.
Сидевший за старинным дубовым столом генеральный секретарь ООН поднял на него взгляд, это был грузный рыжий мужчина с узким длинным носом и бесцветными тонкими губами. Несмотря на мелкие черты, у него были мощные плечи, руки и грудная клетка, словно накачанные бесчисленными паровыми ваннами и гандболом, мышцы ног выдавали замечательное спортивное детство с пешими прогулками и многомильными велосипедными поездками – этот человек, по натуре бродяга, был прикован работой к столу, но тосковал по открытым просторам, которых отныне не существовало. Абсолютно здоровый физически, решил Доскер. Как ни странно, но, несмотря на предубеждение, Бертольд произвел на пилота хорошее впечатление.