Обман
Шрифт:
– Ариш, привет. Это я. Как самочувствие?
– Нормально, – ответила было Марина, и только тут сообразила, что это, наверное, и есть Аринин мужик по имени Петр, которому надо было сказать: «Болею». Поэтому она поправилась: – То есть получше, но все равно пока болею.
– То-то я смотрю, у тебя и голос какой-то странный, – согласился незнакомый Петр. – Новый год дома встречаешь, болезная?
– Ну, а где же? – искренне ответила Марина.
– Ну ладно. Мои поздравления. – И трубку повесили.
Марина пожала плечами и вернулась к ужину с диваном.
Часов в десять, когда
На лестничной площадке было темно. Из темноты на нее надвигалось что-то большое и мохнатое. Марина завизжала и отскочила в коридор, споткнувшись о сапог и налетев по дороге на вешалку.
– Без паники, – сказал басовитый голос. – Это я, Дед Мороз, всем подарочки принес.
– Какой еще Дед Мороз?! – Марине наконец удалось нашарить выключатель.
Первое, что она увидела, были шевелящиеся на уровне ее лица еловые ветки. На одной поблескивал большой красный шар. «Фу, наверное, кто-то квартирой ошибся, значит, убивать не будут», – подумала Марина и постаралась заглянуть за куст. Там обнаружился довольно симпатичный коренастый дядька средних лет, в кожаной куртке, с кучей пестрых пакетов. На голове у него красовался яркий дед-морозий колпак.
– Вы, наверное, дверью ошиблись? – поинтересовалась Марина.
– Наверное. Ну-ка подскажите, тут проживает больная девушка Арина?
События явно выходили из-под контроля. Опять какой-то неучтенный Аринин мужик. Что с ним делать на этот раз? Признаваться, или...
«Признавайся или раздевайся», – всплыла в Марининой голове дурацкая считалка из ее подмосковного детства, когда девчонки, краснея и хихикая, играли за сараями в бутылочку на признания. Та, которая не хотела говорить, кто ей нравится, должна была что-нибудь с себя снять.
Мужик тем временем деловито снял с себя куртку, разулся, поискал тапки и, не найдя, прошлепал со всеми сумками в кухню прямо в носках. Так и не решив, что делать, Марина отправилась за ним.
В кухне мужик вручил ей еловый букет, а сам занялся потрошением сумок. Марина заметила блестящее горлышко шампанского, еще какую-то бутылку, коробку конфет...
– Ты елку-то поставь пока, – обратился он к ней. – У тебя ведь своей нету, я угадал?
– Нету, – подтвердила Марина и пошла выполнять задание. Пока она искала вазу, наливала воду и пристраивала косматое творение, ей удалось немного собраться с мыслями.
– Петь, – не совсем уверенно позвала она, вернувшись в кухню.
– Ну, – отозвался мужик, резавший в этот момент батон колбасы.
– А я ведь болею, я ж тебя предупреждала.
– Так я предупрежден. Я тебе тоже говорил: больные женщины – моя слабость. Только между прочим, Ариша, – тут мужик бросил колбасу и серьезно посмотрел Марине в глаза. – Зря ты мне не сказала, что вы с Валькой расстались. И что ты совсем на мели сидишь, тоже. Чего тут стесняться? Это жизнь, все мы такие. Мне-то, как старому другу, уж точно могла бы сразу сказать.
«Вот – мужик, – пронеслось в голове у Марины. – Муж Валька ему до фени, убогая обстановка
Мысли были запутанными и торопливыми, да и вообще для произнесения вслух не годились. Но надо было что-то сказать в ответ. Марина напряглась и выдала:
– С чего ты все это взял? – Не лучшая реплика, но по обстоятельствам сойдет.
– Так, матушка, я все-таки журналист, хоть и редактор. Да брось, забыли, тащи лучше тарелки и подставляй бокал. Будем проводить профилактику от болезни. – Петя взял в руки бутылку, не ту, что с шампанским, а другую.
Бутылка оказалась марочным коньяком, новогодний ужин – самым вкусным в Марининой жизни, а Петя – замечательным мужчиной, на плече которого Марина мечтала засыпать всю свою жизнь. Говорят, как год встретишь, так и проведешь. У нее появились вполне реальные шансы...
Первые дни после возвращения из Швейцарии прошли для меня в непрерывной круговерти маленьких радостных открытий. Мне внезапно понравилась наша квартира – то ли оттого, что я успела соскучиться по ней, то ли потому, что жить в ней осталось недолго. Мы решили со всей определенностью перебраться в Женеву, и Валька говорил, что ему нужно месяца три за все про все, чтобы разобраться с делами, так что к лету мы точно уедем. Меня радовали какие-то простые вещи, вроде полотенец в ванной, бутербродов к завтраку и свитеров в шкафу. Мы просыпались вместе, Валька ухитрялся заскочить пообедать дома и вечером возвращался не поздно. Одним словом, полнейшая сбыча мечт.
Так продолжалось дня три. После этого я стала замечать в себе какие-то непонятные настроения, которые напоминали странную тоску по школе, забавным детским мордахам и моим рассуждениям на тему любви и дружбы. Интересно, как они там? Я же даже отметок за четверть не успела поставить. Конечно, это и без меня сделали, но все-таки... Одновременно появилось еще некое чувство, напоминающее угрызения совести по отношению к Марине. Она, конечно, тоже хороша, но все-таки... И что с ней случилось на вечере в Думе? Поссорилась с Гришей? Из-за чего? Этот вопрос вообще было бы неплохо разъяснить.
В шкафу я нашла некоторое количество тряпок, появившихся там усилиями Марины. Несмотря на внешнее сходство, вкусы наши, мягко говоря, были различны. Ни одну из этих вещей я не стала бы носить по доброй воле, но какое теперь мое дело? Хотя, наверное, надо бы их как-то ей передать... Она их выбирала, они ей нравятся. Нехорошо будет, если пропадут.
Еще меня грызла ситуация с Петей. И даже Бог с ним, с неслучившимся романом, но он печатал мои статьи. Пусть дело теперь не в деньгах, но мне, черт возьми, понравилось их писать. Если бы из этого выросла профессия... Даже немного обидно уезжать, бросив на полдороге. Хотя почему бросив? Компьютер не проблема, писать можно откуда угодно. Чего не надо делать – так это ссориться с главным редактором.