Обмани меня дважды
Шрифт:
Когда наступала очередь противника делать ход, он отвлекал его дурацкими замечаниями.
– Неучтиво поддразнивать противника, – сухо вымолвила Оливия. – Это же не игра в покер, как вы изволили заметить.
– Соблюдение учтивости – далеко не самая лучшая стратегия.
Оливия мрачно взглянула на него.
– Au contraire [5] , – сказала она. – Учтивость – ключ к вежливости, корректности, а корректность, в свою очередь, – это всегда хорошая стратегия.
5
Как
– Боже мой, – спокойно проговорил Марвик. – Неужели вы нравитесь себе учтивой и благовоспитанной?
– Представить не могу, что вы иного мнения, – прищурившись, заметила Оливия.
Он беззаботно пожал плечами.
– Ну, как мне выразить свои мысли… Когда будете работать в другом месте, советую вам быть молчаливее, чем вы со мной.
Они говорили так, будто она уже оставила свое место. Возможно, все дело в его небрежном стиле общения. Герцог больше не заботился о том, чтобы держать с нею дистанцию. Правда, не сказать, что это беспокоило его.
В животе Оливии запорхали бабочки. Она тут же предложила им умереть.
Вновь склонившись над доской, Оливия подумала о спальне у нее за спиной, и о сундуке, который она должна обыскать до того, как ей найдут замену. Само собой, понадобится время, чтобы организовать собеседование с претендентками. Впрочем, если к претендентке будет приложена рекомендация от семьи друзей в виде фунтов стерлингов, то можно обойтись и без собеседования.
– Да, именно так, – кивнул Марвик. – Когда слуги молчат, складывается приятное впечатление. Это настоящее представление кротости, покорности и смирения, миссис Джонсон.
Оливия посмотрела на него.
– А вот теперь вы развлекаетесь.
Герцог усмехнулся.
– Вообще-то да, – сказал он, но внезапно на его лице появилось озабоченное выражение. Он посмотрел в окно, и его улыбка погасла.
Оливия почувствовала, что вызвало изменение его настроения. Герцог вспомнил, что играет роль затворника, для которого смех и компания недоступны. Через мгновение он выбросит ее и тем самым избежит проигрыша. Потому что несколько ходов уже показали, чем завершится игра на шахматной доске.
– Для того, чтобы ответить на ваш вопрос, – проговорила Оливия, – я должна сказать, что с большим уважением отношусь к учтивости и правилам этикета, я люблю их. Но понимаю, что всему свое место и свое время. Иногда, чтобы совершить добрый поступок, человек может и нарушить правила. – Она многозначительно помолчала. – Если бы не мое безрассудство, в этих комнатах сейчас не пахло бы так хорошо. И вы не читали бы в газете описание шахматных партий.
Герцог так пристально посмотрел на нее, словно ему было трудно вернуть свои мысли откуда-то издалека. Но потом на его губах промелькнула улыбка.
– Совершенно верно, – тихо промолвил он, а затем неожиданно потянулся, чтобы взять Оливию за запястье.
Она застыла, кончики
Он поднес руку Оливии к губам.
– Не только доброе дело, – прошептал он. – Вы не хотите двигать свою королеву.
«Отпустите меня», – хотелось ей сказать, но язык так и лип к нёбу, не давая промолвить ни слова.
– Чудесная ручка, – проговорил герцог и повернул ее руку, чтобы поцеловать ладонь.
Оливия отдернула руку, из ее груди вырвалось судорожное дыхание. Ей казалось, что ладонь горит в том месте, где он запечатлел поцелуй.
– Это… это не… – пролепетала она.
– Ваш ход, – перебил ее Марвик.
Оливия сжала лежащую на коленях руку в кулак.
– Зачем вы это сделали?
Герцог задумчиво улыбнулся.
– Лучше спросить, почему я, кажется, первый? Неужели там, где вы воспитывались и росли, мужчины были слепцами?
Шахматная доска превратилась в загадку. Оливия смотрела на нее, а сердце неистово колотилось в груди.
– Так где вы росли? – спросил он.
– Хватит! – Оливия встала. – Я…
– Хорошо. Сядьте! Я буду вести себя прилично. – Он говорил низким, успокаивающим голосом, словно понимал, что сделал с ней. Ее кожа все еще была покрыта мурашками. – Я также остановлю воображаемые часы, если вы не чувствуете, что попались на крючок. Подумайте хорошенько, прежде чем сделать ход.
Почему она снова села? Любопытство, предположила Оливия. С ней раньше никто не флиртовал.
Но неопытные альпинисты не начинают восхождения с альпийского Маттерхорна. Потакание любопытству – чудовищная глупость. Оливия это понимала, но сидела на месте, затаив дыхание, глядя на шахматную доску и чувствуя себя сбитой с толку; ее рука по-прежнему слегка дрожала.
– Признаюсь, мое любопытство не удовлетворено, – сказал герцог. – Вы действительно смотрите поверх очков, когда хотите что-то получше разглядеть. И даже сейчас вы сделали то же самое.
Оливия поправила очки и посмотрела сквозь линзы.
– Я вижу вас очень четко, ваша светлость. – А затем, заметив что он – похоже, скептически – приподнял бровь, добавила: – Я вижу перед собой человека, который потерял надежду выиграть, а потому прибегает к недопустимым мерам, чтобы отвлечь более сильного игрока.
Герцог как-то странно рассмеялся.
– Это вызов, мисс Джонсон?
Опять «мисс», да?
– Полагаю, вызов излишен, поскольку мы и так играем друг против друга. – Ее голос звучал слишком высоко, и это ей не нравилось.
Но в самом деле, что он за человек? За последние несколько дней он снова начал одеваться в официальные костюмы: под темным пиджаком на нем был полосатый жилет, липнущий к плоскому животу. Кухонные сплетни известили ее, что герцог ест по пять раз в день, и это явно шло ему на пользу. Синяки под глазами растворялись, а углубления под скулами исчезали. А вот резкие очертания подбородка не смягчились. Уж таково строение его лица, которое Оливия назвала бы безупречным, если бы была склонна восхищаться им.