Обмани меня дважды

Дьюран Мередит

Марвик слабо улыбнулся.

– Только не говорите мне ерунды о приближающейся весне.

Из ее груди вырвался странный звук – не то смех, не то рыдание. Он говорит такие замечательные вещи. И ему не изогнуться, чтобы пройти мимо нее в дом.

– Не буду… – прошептала она.

Закрыв глаза, герцог закинул голову назад, как будто хотел подставить лицо небу. При свете его волосы казались совсем белыми, соломенными, блестящими. Оливия любовалась им, отмечая про себя каждую его черту, открываемую светом: «гусиные лапки» вокруг глаз, линии смеха вокруг рта, две едва заметные морщинки над переносицей. Заставляла ли она его слишком часто хмуриться и улыбаться,

от чего они стали глубже? Оставит ли она такую отметину на его челе?

При мысли об этом Оливия неловко переступила с ноги на ногу. Она должна идти. Ее главной целью сегодня было избегать его. Однако Оливия хоть и смотрела на дверь, но с места не двинулась. Шаги, которые герцог только что сделал, слишком важны, слишком замечательны. И ему нужен свидетель, который видит, как он идет.

Опустив голову, Марвик улыбнулся Оливии. Его пухлые губы приковали ее внимание. Сильная колонна его шеи… На герцоге был костюм для выхода в очень тонкую полоску, так что теперь он выглядел как любой хорошо воспитанный и состоятельный джентльмен. Только пиджак из шерсти овцы-мериноса элегантного покроя, да та легкая небрежность, с которой он носил его, выделила бы его из толпы. Он выглядел как человек, познакомиться с которым она и не мечтала.

Но прошлой ночью этот человек прижимался губами к самому интимному уголку ее тела…

– Вы правы, – сказал герцог.

Покраснев, Оливия сжала щеки руками, чтобы хоть немного охладить их. Если он собирается сделать вид, что этого никогда не было, она с радостью подыграет ему.

– Вы имеете в виду птицу.

Над ними пролетел ветерок, и Марвик потянулся к нему лицом, снова закрыв глаза.

– Среди прочего, – проговорил он.

Смущение накрыло Оливию горячей сетью. Она хотела спросить герцога, что он имеет в виду. А еще ей хотелось, чтобы вернулся его гнев – он гораздо лучше этого неуверенного чувства. Оливия провела руками по юбке.

– Мне надо умыться. Эта птица была…

Марвик снова посмотрел на нее ищущим взглядом своих глаз цвета сапфира, только более глубокого, бездонного, бесконечно сложного.

– Вот что мне хотелось бы знать, – сказал герцог. – Что означает ваше желание убежать прямо сейчас? Очередную атаку? Или мое извинение? Я сожалею о прошлой ночи, вам это известно. Мне не следовало прикасаться к вам.

Оливию охватил жар. Теперь он словами описывает произошедшее. Лучше бы он не делал этого. Глупо, нерационально, но он жалеет ее. Она не назвала бы это «атакой». Оно исключает ее согласие, но она, хоть и с опозданием, согласилась. Никто ее не неволил.

– Все в порядке, – с усилием произнесла она. – Ничего такого.

– Завидую вашей уверенности. – А затем, прежде чем она успела ответить, Марвик добавил: – Сегодня на собеседование придет женщина, которая претендует на ваше место.

Разумеется, именно это и привело его к ней. Без сомнения, герцог думает, что делает для нее доброе дело, так что его поступок можно считать частью его извинения. Оливия глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

– Хотите, чтобы я поговорила с ней?

– Нет, мы с Джонзом сами справимся. – Улыбка герцога, вероятно, должна была смягчить его ответ. – Я приготовил для вас рекомендации и список подходящих семей, в которых вы, возможно, захотите работать. А мои вчерашние замечания… прошу вас, забудьте их, пожалуйста. – Он взял ее за руку. Его широкие горячие пальцы сжали ее запястье с легкостью ветерка. – Признаюсь, – тихо добавил он, – я бы хотел еще раз прикоснуться к вам.

Он имеет в виду куда более интимное прикосновение, чем это. Едва она это

поняла, бабочки снова затрепетали – не в животе у Оливии, а по всей коже; невидимые крылышки порхали над ней, вызывая появление чудесных мурашек. Оливия открыла было рот, но ничего не сказала.

Он хочет прикоснуться к ней.

А ей хочется, чтобы он сказал: «Я не отпущу тебя».

– Но я этого не сделаю. – Его рука опустилась. – Вы заслуживаете лучшего, миссис Джонсон. Поэтому вам лучше уйти.

Как это произошло? Она никогда не теряла голову из-за мужчины. Но теперь, когда он спасал ее от падения в пропасть, Оливия почувствовала, как близка была к тому, чтобы переступить опасную черту. Хотя, возможно, она уже это сделала.

Более того, она не была уверена, что ей хочется повернуть назад.

Оливия отступила, сжимая свою руку и растирая ее, чтобы стереть последние вспышки желания.

Марвик смотрел на Оливию, но его лицо оставалось безучастным.

– Мне очень жаль, Оливия.

Она взяла себя в руки. Приосанилась и сделала резкий, глубокий вздох. Она не его жертва и не его презренная любовница. Ее не выбрасывают из дома, ее привела сюда определенная причина, и она еще может преуспеть.

– Мне тоже жаль, – сказала Оливия. Не того, что было минувшей ночью, а того, что она должна сделать сегодня. Этот день – ее последний шанс. Ее единственный шанс. Во время собеседования в его покоях никого не будет. Она обыщет их.

* * *

Аластер считал, что повел себя правильно и честно. Он извинился, и хоть она и не поняла этого, свое дело сделал. Оливия не могла знать, каких усилий ему стоило шагнуть на солнечный свет и приблизиться к ней, когда она не захотела подойти к нему.

Но за пределами дома все оказалось так просто.

Едва он ступил за дверь, как ему показалось, что душа распрощалась с телом и улетела куда-то ввысь, а плоть, ведомая чьей-то невидимой рукой, продолжает двигаться вперед. И лишь удивление Оливии, ее вскрик вернули его душу в тело. «Ходунки», – пошутил он.

Шутка! Его поразила собственная легкость. Несколько сложных запутанных мгновений Марвик вспоминал ту старую часть себя, которая никогда не терялась, не огорчалась. На улице все так просто, ничто не давит ему на грудь, никакой паники. Он идет к Оливии…

Конечно, он идет к ней. Это даже не удивляло его. Ему казалось, что он идет к ней долгие месяцы. Разумеется, она была в саду.

Когда он смотрел на нее на свежем воздухе, ему казалось, что он просыпается после долгого сна. Пока они говорили, трудность первого шага, казалось, куда-то исчезает, превращаясь в давнюю историю, с невнятными началом и концом, как воспоминание двадцатилетней давности. Что так долго держало его в доме? Свежий воздух подействовал на него, как удар током, он был резок и силен, как запах крепкого алкоголя, проникший в нос, как вкус спиртного, обжегшего горло, грудь.

Оливия прекрасна! Сад чудесен! Он однажды целовал ее и мог бы сделать это еще раз. Но она заслуживает лучшего – внезапно он это понял, потому что именно она вытащила его из дома, и это к ней и только к ней он должен идти.

Она первой вышла из сада и задумчиво оглянулась на него от двери, чтобы убедиться, что с ним все хорошо. Ее великодушие, ее добрый нрав сразу понравились герцогу, а она не должна ему ни взгляда, ни чего-либо еще. Спаси ее, господи, от нее самой!

– Со мной все будет хорошо, – сказал Марвик, а она покраснела и сделала вид, что не понимает, что он имеет в виду. Потом Оливия очень быстро пошла вперед и вскоре скрылась в полумраке дома.