Обманутые иллюзии

Робертс Нора

Быстрая и острая, как от удара стилетом, боль пронзила ее сердце. Ладно, подумала Роксана, пусть ей будет больно, пусть она вся изойдет кровью, но без драки не отступится. По совету Дори она вышла на сцену в роли соблазнительницы. И черт ее побери, если она покажет ему, как сама напугана!

– Это не очень-то хорошо срабатывало, когда мне было двенадцать, – она шагнула ближе, из света в тень, продуманно загоняя его в угол, – а теперь совсем не получается. Ты смотришь на меня, – ее губы искривились, как у ведьмы, властной и самоуверенной улыбкой. Она шагнула еще ближе, так, что он невольно выбросил вперед руки, чтобы их тела не соприкоснулись. – Я кожей

чувствую, как ты смотришь на меня, когда я прохожу мимо. Я почти что слышу, что ты тогда думаешь, – ее глаза были двумя темньми, глубокими морями, и он уже тонул. Когда она говорила, ее голос окутывал его, как туман. – Ты думаешь: как бы это было между нами, – она прикоснулась к его подбородку, проведя длинными пальцами по щеке. Все, что он чувствовал и чего желал, переполнило его мозг и перелилось, как из чаши, в бушевавшую кровь. – И я тоже. Ты думаешь: как это было бы – обладать мной и сделать со мной все те удивительные вещи, которые ты хочешь сделать. И я тоже.

Он едва мог дышать. Каждый его вдох был насыщен ее ароматом, и Люк подумал, что еще немного, и он просто взорвется. Если это и было влечение, то значит, он никогда не испытывал его раньше, никогда не представлял, в какие горячие цепи Роксана сможет так умело поймать его. Попался, попался, вертелось у него в уме. Попался в клетку невозможных желаний, и единственным выходом была его собственная ослабевающая воля.

Свет лампы блестел на ее волосах. Не успев подумать, он поднял руку и сжал их в раскаленный кулак.

– Ты не знаешь, что я хочу сделать. Если бы ты знала, ты убежала бы, крича от страха.

Она всем телом наклонилась вперед со страстностью, которая была сильнее страха.

– Я не убегу. Я не боюсь.

– Ты вообще не понимаешь, что такое страх, – но он-то понимал. Отпустив ее волосы, Люк оттолкнул ее прочь одним судорожным движением. – Я не такой, как твои доверчивые мальчики из колледжа. Рокс. Я не буду миндальничать, обещать и говорить только о том, что тебе понравится. У меня внутри то, откуда я пришел, тот мир живет во мне, хоть и не показывается на поверхности, – в его взгляде она прочитала что-то странное: отвращение, сожаление, гнев? Роксана не успела понять, как все исчезло. – Так что будь послушной девочкой и беги отсюда.

Она почувствовала, как в горле защипало от слез, но не опустила голову, а глаза остались сухими.

– Я никогда не была послушной девочкой. И никуда не уйду.

Он вздохнул с такой веселой безнадежностью, что она вздрогнула.

– Рокси, ты ставишь меня в такое положение, что я просто вынужден тебя обидеть, – осторожно переставляя хрупкие, точно стеклянные ноги, он приблизился к ней и погладил ее по голове. Он знал, что и пощечина показалась бы ей сейчас менее обидной. – Понимаю, что ты постаралась отлично выглядеть в этой сцене совращения, но… Я и в самом деле польщен, что ты так мной увлеклась.

– Увлеклась? – прошептала она. По ее злобному взгляду Люк понял, что выбрал правильный путь.

– Очень мило, и спасибо тебе за это, но мне это совершенно не интересно. Ты не моего типа, малышка, – он небрежно прислонился к тумбочке. – Ты симпатичная, и я не буду утверждать, что за все это время, пока мы работаем вместе, мне не приходили в голову разные интересные фантазии, но давай вернемся на землю.

– Ты… – от внезапной острой боли она чуть не упала на колени. Он отказывался от нее. – Ты говоришь, что не хочешь меня.

– Вот именно, – он кивнул и взял с тумбочки сигару. – Я не хочу тебя, Роксана.

Она чуть было не поверила

ему. Его голос был таким мягким, понимающим, так необидно извинявшимся. Его взгляд, ранящий, как бритва, казался веселым и немного удивленным, а на губах играла едва заметная улыбка. Она чуть было не поверила ему. Но увидела, что его руки так крепко сжаты в кулаки, что даже костяшки побелели. Сигара уже была смята и раздавлена.

Она на несколько мгновений опустила глаза, зная, что ей нужно ровно столько, чтобы в них появился блеск триумфа.

– Но что ж, хорошо, Люк. Я попрошу только об одном…

Он спокойно вдохнул, наслаждаясь облегчением. Не волнуйся, Рокс. Я никому ничего не скажу.

– Не в этом дело, – она вздернула голову, и безграничная власть ее красоты стерла облегченную улыбку с его лица. – Вот, о чем я должна тебя попросить – докажи это!

Она выпрямилась и развязала пояс платья.

– Прекрати! – он выронил раздавленную сигару и попятился. – О Боже, Роксана, ты думаешь, что ты делаешь?

– Просто показываю то, чего ты не хочешь, как сам сейчас заявил, – не сводя с него взгляда, она спустила плечики, и матовый шелк мягко соскользнул на пол. Под ним оказалась тонкая шелковая рубашка того же нежного цвета слоновой кости, украшенная кружевом. Он пытался дышать спокойнее; но с ее плеча соблазнительно упала тонкая бретелька. – Если ты говоришь правду, то тогда, что в этом особенного? Или?..

– Оденься, – его голос звучал теперь сипло, как у пьяного. – Убирайся отсюда. Неужели у тебя нет гордости?

– Ой, этого добра у меня сколько угодно, – и гордость Роксаны была отомщена: в глазах Люка она ясно читала беспомощное желание. – Кажется, чего мне сейчас не хватает, так это стыда, – она шагнула к нему в шелесте шелка. – Сейчас, – шептала она, обвивая его шею руками, – у меня, кажется, не осталось ни капли стыда, – потянувшись вверх, она легонько укусила его за нижнюю губу. Он застонал, а Роксана тихо засмеялась: – Ну-ка, скажи еще раз, что тебе это совершенно не интересно, – она приоткрыла свои трепещущие губы, прижавшись к его рту. – Скажи еще раз.

– Черт тебя побери. Рокс, – он вновь запустил руки в ее волосы и сжал кулаки. – Этого ты хочешь? – он бросил ее в сторону, так, что она ударилась о тумбочку, и жадно впился в ее рот. – Ты хочешь увидеть, что я могу с тобой сделать, что я могу тебя заставить делать? – часть его все еще надеялась выжить, отказаться, оттолкнуть ее прочь. – Ты хочешь, чтобы тобой попользовались и бросили?

Она запрокинула голову.

– Попробуй!

Он выругался, он бранил и ее, и себя всякий раз, когда отрывал губы от ее губ. В нем бушевала ярость, даже когда он потянул ее к кровати, и они вместе рухнули на покрывало. Без любви, без нежности он мял ее тело руками, разрывая шелк, раня плоть и ненавидя сам себя за дрожь возбуждения, которая пронизывала его тело при каждом ее стоне или всхлипе.

Теперь они оба попадут в ад, мелькнуло у него в голове. Но сперва, Господи, их ждала быстрая, горячая гонка через рай.

Сквозь путы желаний и страхов она почувствовала его злость. И его страстность. Он солгал, подумала она, вскрикнув, когда его рот жадно стиснул ее грудь.

О, как же он солгал!

Она запустила пальцы в его волосы. Ее била дрожь. Только это была правда, этот отчаянный, захватывающий вихрь ощущений был правдой. Все остальное – иллюзии, притворство, обманы…

Он поднял голову и посмотрел в ее глаза, чувствуя себя бездыханным и избитым. Но каким-то образом весь его гнев исчез, словно фокусник в клубе дыма.