Обманувший дьявола
Шрифт:
Андрей лег. Вытянуться на полке, впрочем, не удалось. Он упустил из виду этот момент. Полка была короткой и неудобной, как прокрустово ложе. Лежать на ней можно было либо на спине, согнув ноги в коленях, либо на боку, скрючившись и поджав все время оказывавшиеся лишними ноги под себя. Что в одной, что в другой позе нельзя было выдержать более десяти минут. Все тело затекало, и только напряжением воли можно было заставить себя не шевелиться. Еще через несколько минут уже невозможно было думать о чем бы то ни было, кроме смены положения тела.
Проворочавшись так час или два, Андрей окончательно
Ему решительно нечем было заняться. Хотелось курить. Но он боялся выйти в тамбур. Кто знает, кого он мог там встретить. Бабушка была еще не худшим вариантом. Ее он больше не боялся. По крайней мере, понимал, что она не желает ему зла.
Он невольно прислушался к мерному перестуку колес: так-так, так-так, так-так. Они словно отсчитывали время. Затем его внимание привлекли голоса внизу. Вернее, голос. Общение попутчиков вряд ли можно было назвать разговором. Внучка, похоже, вообще не принимала в нем участия. Что до ее бабушки, а этот неприятный скрипучий старческий голос, по-видимому, принадлежал ей, то она лишь изредка вставляла короткую реплику в монолог полноватой женщины (больше в купе никого не было).
– Далеко, – проскрипела старуха.
– До Южно-Сахалинска самолетом, – как бы подтверждая дальность поездки, наверное, уже не в первый раз объяснила женщина, – а дальше еще три часа вертолетом. В рабочий поселок. Сроднилась я с этим маршрутом. Почти каждый год туда езжу из Таганрога к сестре на могилу.
Старуха в ответ что-то невнятно хмыкнула. Может быть, просто вздохнула.
– Завез, – вновь подхватил женский голос, – Степан. Приехал к нам на море отдыхать. Познакомился с сестрой и увез. На этот самый Сахалин. Воистину край земли. Крайнее некуда. Ничем не доберешься, не доедешь. Кроме самолета. Мать, когда провожала, плакала. Точно навсегда прощалась.
– Так и вышло, – резюмировала старуха.
– В конечном счете – да, – согласилась женщина. – Первое время они, конечно, приезжали. Не каждый год, но все же. А потом он погиб. Степан. И так как-то по-глупому. Поехал зимой с другом на рыбалку и замерз. Буран был. Заблудились они. Нашли через неделю. Я тогда Любке говорила: «Приезжай, возвращайся. Чего там одной сидеть».
– Как же, у могилы, – снова скрипнула старуха.
– Вроде того, – с усилием, как будто реплика собеседницы была ей неприятна, но желание выговориться все же заставило ее продолжить, произнесла женщина. – А мы все звали ее – мама и мы с мужем. Почти убедили. Она уже совсем засобиралась. Но не пришлось.
– Рак? – как будто даже с удовлетворением предположила старуха.
– Нет, сердце, – вздохнула женщина. – Инфаркт, наверное. Точно так никто и не определил. Какие там врачи – в поселке. Мы даже на похоронах не побывали. Не доехать туда быстро. Так что теперь у нас там две могилки. У Степана родственников никаких. Там, на Сахалине, я имею в виду. Мать у него где-то в Тамбовской
– Проведать, – поддакнула старуха.
– Проведать, – согласилась женщина. – За тридевять земель. И кто бы мог подумать, что наша Любушка… – голос женщины дрогнул, – упокоится в такой дали. Кто бы мог такое предположить.
– Это жизнь, – заметила старуха.
– И смерть, – всхлипнула ее собеседница. – Десять лет прошло. Никак не могу с этим смириться. Принять это. Поверить. Кажется, вчера девчонками были, в школу бегали. И ничего не вернуть. Никогда…
Старуха, видимо, не нашлась, что ответить. И внизу воцарилось молчание. Андрей лежал и думал о своей попутчице, что ездила на могилу сестры через всю страну. А он? До Таганрога поездом меньше суток. Давно надо было проведать бабушку. Еще раз убедив самого себя в целесообразности и разумности своей поездки, он немного успокоился. Мерный перестук колес и убаюкивающее покачивание вагона отчасти компенсировали кургузую полку. И он забылся тревожным сном.
Проснулся он внезапно. Как от толчка. Сам не понимая, что его разбудило. Он лежал тихо, словно ожидая чего-то. Вагон не трясло. Должно быть, поезд стоял на какой-то станции. В купе было темно. Наверное, их первый вагон протащило далеко от вокзала, туда, где уже не было перрона и фонарей. В плафоне в проходе едва теплилась его электрическая жизнь. Андрей лежал на спине, стараясь сообразить, что же все-таки его разбудило. Осторожно он скосил взгляд в сторону и вздрогнул. Старуха-попутчица стояла в проходе между полками и пронизывающим взглядом буравила Андрея. Наверное, этот цепкий взгляд и разбудил его.
– Пров, – прошептала старуха свистящим шепотом, – найди Прова.
Андрей хотел перекреститься, но рука не слушалась его. Он попытался спрыгнуть с полки и броситься бежать. Напрягся всем телом. Но затекшие от неудобной позы ноги были точно парализованными. Закричать? Но тошнота подкатила к его горлу с такой силой, что он понял, что, если раскроет рот, его просто вырвет. И он все равно не сможет выдавить из себя ни единого слова.
Безумными от ужаса глазами он смотрел на старуху. А та медленно протянула к нему свою костлявую руку. Андрея стал пробирать озноб. Тонкие и сухие, как веточки мертвого дерева, пальцы дотронулись до его плеча… В это время в коридоре вагона послышались громкие голоса. На них шикнул кто-то в соседнем купе. Другой голос сонно вздохнул где-то рядом:
– Господи, поспать не дадут.
И тут же в проходе появились их попутчики с боковых полок.
– Чего, мать, не спишь? – хихикнул один из парней, адресуясь к старухе.
– Соседа бужу, – ответила та.
– Что, проспал свою станцию? – весело, даже как будто с надеждой подхватил второй парень, разбирая постель на своей боковушке. Он обернулся и встретился глазами с Андреем: – Да он и не спит уже.
– Нет, не проспал, – отвечая на вопрос, продолжила старуха. – Да уж больно беспокойный сон ему, видать, привиделся. Она отдернула руку от Андрея и, адресуясь уже к нему, добавила: – Все бормотали вы: «Пров, Пров, найди Прова».