Обмасонивание

Бирюк В.

***

Я разглядывал сквозь ресницы учительницу с ученицей, увлечённых "темой урока". И всё более ощущал свою "беломышесть". Ускоренную регенерацию в своём, только что промытом, согретом и уже отдохнувшем, в некоторых местах, теле.

В голове было... ватно. Острота ума... не острилась. Для этого надо выспаться и размяться. Но тело было уже готово к новым приключениям. Как специфически попандопулопинским, так и... общечеловеческим.

– - Софья, чего-то там парни затихли. Видать во вторую парилку ушли. Сходи-ка, потри им спинки.

"Тётушка"

как-то растерялась, замешкалась. Тревожно переглядывалась со своей "будущей сменщицей под Ипаем".

Пришлось нажать голосом:

– - В доме моём принято исполнять по слову моему. Забыла?

Оттенок угрозы подействовал. Она подскочила, тревожно оглянулась на девку, потом решившись, плотно сжав губы, потопала на выход, захлопнув за собой дверь.

Стало тихо.

Тепло, темно, чисто.

Двое. Голые.

"Никогда не оставляйте молодую женщину наедине с мужчиной".

Этот "крик души" звучит в русской, европейской, да и в многих прочих культурах - тысячами лет. В английской классике - уже и в начале 20 века. А казалось бы - викторианские, примороженные... жентельменты с ихними ледями.

Общечеловеческое вечное мнение. Неизбежно вызывающее ожидания. Хуже нет обманутых ожиданий. О-хо-хо - придётся соответствовать. Тем более... и сам уже...

Девка, не поднимая глаз, сидела на краю полка. Не сдвинувшись, не пошевелившись. Только пальцы дрожат. "Дрожат", между прочим, именно там, где...

– - Не так держишь. Не тем. Дай-ка руку. Не ту.

Она неуверенно протянула руку. Я взял. И дёрнул. Она ахнула и упала мне на грудь. Забилась, завозилась, заканючила:

– - Не смей! Пусти! Не трожь!

Выворачиваясь, оказалась нос к носу со мной. И услышала спокойное, добродушное, не один раз уже мною сказанное в разных обстоятельствах:

– - Ты - к Зверю Лютому в лапы попала. Что страшнее с тобой случиться может? От чего испуг более? Более - не с чего. Посему - бояться тебе уже поздно. Не бойся. Поняла?

Она перестала плаксиво морщиться, ошеломленно уставилась мне в лицо. Кажется - доходит. Хоть что-то. Продолжаем. Сеять "доброе, разумное, вечное":

– - Ежели ты с мужиком так доигралась, как со мной нынче, то далее пальцами держать - не надо. А держать надо - собой. Уразумела?

Она мгновение тупо смотрела мне в глаза. Потом начала краснеть. Бурно, быстро. Задёргалась, снова пытаясь вырваться, убежать. Пришлось прижать к груди. И, когда она чуть успокоилась, продолжить проповедовать, уклоняясь в теологию:

– - Чему быть - того не миновать. Кому суждено сгореть - тот не утонет. Ты - бабой родилась. Тебе суждено... Как там в Библии - "и к мужу своему иметь влечение". Нынче твой муж - я. Имей. Желание, влечение, стремление. Твоё собственное. Ибо такова воля господня. Божий промысел. Изначальный и предвечный. Исполним же замысел Творца. Создавшего нас такими и даровавшего инструменты

для вспомоществования Ему в Его, Высшего Разума, плане.

Тут я несколько впадаю в ересь: Высший Разум - это не про Бога. Спинозой несколько отдаёт. И прочими, вплоть до Робеспьера. Но девка, заворожённая моими афоризмами, силлогизмами и поглаживаниями по спинке, затихла. Я ухватил её под подбородок, потянул вверх, чтобы видеть её лицо. Она наоборот, закрыла глаза. Полагая, что раз ей этого здорового голого мужика, на котором она лежит - не видно, то его и нету.

– - Ножку-то перекинь.

Не сразу, но исполнила. И сразу попыталась отыграть назад, ощутив своё чересчур открытое, чересчур раздвинутое состояние. Чуть прижатая рукой, поняв свою слабость, бессилие вдруг обречённо спросила, по-прежнему не открывая глаз:

– - Ты... ты меня сейчас... пошибать будешь?

Волнение, страх и... покорность. Выученная беспомощность.

В эксперименте собак били током и не давали убежать. Потом, даже имея возможность перескочить барьер, собачки не убегали, а только жалобно скулили. Интересно, а чем на эту девчонку воздействовали? Электричества-то здесь нет.

Чем-чем... "Святой Русью".

"А пулемёты у вас заряжены, господа каратели?
– Вот и хорошо. А то я со своей верёвкой пришёл...".

Ну уж нет. Мне так - не интересно. Выгоды в изнасиловании будущей жены Изергена Ипая я не вижу. Тупо тык-тык... Пусть так кролики... А я - человек. И звучу - гордо. И остальное...
– тоже.

– - Зачем - "пошибание"? Ты всё сделаешь сама. По собственному желанию, по божьему велению - "иметь влечение". Для радости Господа Бога нашего и господина твоего. Ну, и себя. По возможности. Дай-ка ручку.

Одной рукой, обхватившей её горло, заставляя смотреть мне в лицо, я чуть надавил на ключицы, так, что она сдвинулась вниз. Другой - взяв её тонкое запястье, всунул между нашими телами. Когда пальцы её коснулись моего... естества, давно уже... как ракета на пусковой - куда-то в зенит, по баллистической до Пентагона... она дёрнулась. Но моя рука удержала. И пальчики, сперва испуганно шарахнувшиеся, неуверенно прикоснулись, погладили, охватили...

Я продолжал радостно, несколько покровительственно, улыбаться в её испуганное лицо.

– - А теперь - сама. Сама направишь. Сама налезешь. Так, чтобы мне понравилось. Постарайся. Сама-сама.

И я демонстративно отпустил её руку, чуть погладив на прощание запястье, вальяжно закинул руки за голову, продолжая самодовольно улыбаться.

– - По языку нашему русскому, одевать - кого, а надевать - что. Давай-давай, молодица, учись. Собой одевать. Как шубкой соболиной - тёплой, мягкой, приятственной. И сама - надеваться.

"Нет на свете лучшей одёжи Чем крепость мускулов и гладкость кожи".