Обмен мирами
Шрифт:
– В пространство?! Да вы рехнулись!
– Ничего, подберем, – пробормотал Бердо. – Не штанами же было таскать…
Авантюрист отпустил воротник яхтовладельца, зашарил по переборке. Щелкнул каким-то тумблером. Загорелась красноватая лампочка. В ее тусклом свете Омал разглядел, что они находятся в резервной радиорубке. Толстый слой пыли лежал на приемопередатчике, микрофонах и наушниках. Бердо втянул себя в креслице радиста, пристегнулся, включил передатчик. Раздалось сдержанное гудение. Пыльно-оранжевым светом озарилась шкала настройки.
– Тэкс, – проговорил авантюрист. –
– Я знаю такого, – сказал вдруг Омал. – Его зовут Алекс Бор, он контролирует половину факторий в Лунном городе.
– О, это мысль! – обрадовался Бердо и принялся крутить кремальеры.
Омал увидел покрытый толстым слоем вездесущей пыли иллюминатор, оттолкнулся от спинки кресла, в котором притулился авантюрист, подплыл, ладонью протер холодный стеклолит. Всмотрелся в мерцающую пустоту.
– Алло, алло, это Лунный город? – заорал за его спиной Бердо. – Что?.. Я говорю: это Лунный город?! Да! Срочно вызовите к передатчику мистера Бора! Да он вам голову оторвет, когда узнает, что вы его не позвали! Понятно!
Омал Мохо приник к иллюминатору, надеялся разглядеть «Тувию», которая должна быть где-то неподалеку. Ведь барражир и яхта все еще оставались на одной орбите. Вполне естественно, что бывшего яхтовладельца интересовала таинственная «переконфигурация», которая должна была произойти с его «движимым имуществом».
Авантюрист все еще убеждал кого-то на Титании вызвать к передатчику жениха Перри, но в ушах Омала звучали иные слова.
Слова, когда-то сказанные Артуром Бердо об элизиуме: «…психодинамическое поле разумного существа способно дестабилизировать его молекулярную структуру…»
И тут же вспомнилось: «Нам для наших целей нужно не так уж и много элизиума…» Кто это сказал? Кажется, Стенли Уэйнбаум, но внук Клиффорда Саймака не согласился с ним, утверждая, что «в процессе переконфигурации участвуют все наличные запасы…». И где-то далеко-далеко эхом отозвался великий Эд Гамильтон: «Вот уже без малого триста лет люди топчутся на пятачке, очерченном Плутоном. И не желают даже прислушаться к плеску звездных морей…»
…Барражир огибал ночную сторону самой большой луны Урана. Ее черно-фиолетовый в огненном окаймлении диск отчетливо выделялся на траурном крепе пространства, усыпанном брильянтовыми булавками звезд. Космическая яхта на этом фоне казалась случайно забытой брошью.
«Лучшей сцены для финального представления и не придумаешь», – с замиранием сердца подумал Омал Мохо.
И он оказался прав.
С «Тувией» что-то происходило. Ее потускневшие, изъеденные огненными клыками разгневанного Оберона борта молодели на глазах, словно невидимые механики рихтовали помятую обшивку и покрывали ее свежей серебристой краской. Больше «Тувия» не напоминала фарфоровую вазу. От широкой кормы с «чашечкой» двигателей и «лепестками» отражателей до иглообразной вершины носового отсека ее корпус вытягивался, как будто на черноземе Космоса распускалась исполинская роза.
Подчиненный творческой воле и воображению Первотворцов, элизиум, оставшийся в трюмах бывшей космической
Словно и впрямь на сцену Вселенной вышел великий престидижитатор, снял с головы угольно-черный цилиндр, выхватил из него невиданной красоты цветок и невыразимо изящным движением швырнул в зал. И уже в полете цветок брызнул во все стороны огненными лепестками.
И лишь вечное безмолвие Космоса смогло заглушить искренние аплодисменты артисту, выполнившему столь безупречный трюк.
Эпилог
Над космодромом Рэйтауна полоскали по ветру ярко раскрашенные транспаранты. Голубой извещал, что лайнер готовится к полету на Землю, а желтый – только до Луны. Венера выделялась насыщенно оранжевым колером, Юпитер – кофейным, Сатурн – желто-зеленым. О рейсе на Меркурий сигнализировал серебристо-серый транспарант. Изумрудное полотнище призывало достичь Урана. Ультрамарин предназначался для нептунианского направления.
Омал и Перри улетали на Землю. Профессор Стросс – домой на Нептун. Артур возвращался в систему Урана. И лишь Тарк Тарсас никуда не улетал, а просто провожал друзей. Закутанный в пеструю хламиду, вождь марсианских пустынников возвышался над ними невозмутимой колонной, а рядом лежал лев Бруно, всем видом демонстрирующий, что не способен напугать до смерти даже младенца.
Только что стало известно, что колонисты Титании объявили о своей независимости и пригрозили национализацией имущества «Хайнлайнера», Рудной компании Филда и других корпораций, если Империя попытается вмешаться во внутренние дела новоиспеченной республики. Бердо, сообщивший эту новость друзьям, вид являл гордый и величественный. Еще бы, без него ведь не обошлось! Правда, при этом он страшно волновался. Не так-то это просто – бросить вызов Империи.
Оттащив Омала в сторонку, Бердо попросил его передать императору, что колонисты будут рады поставлять ко двору его величества любое количество элизиума по бросовой цене. Омалу подобная «дипломатия» показалась несколько странной, но он согласился. В конце концов, почему не воспользоваться случаем и не попытаться помочь другу? Ведь Омал с супругой летели на Землю не просто так, а по приглашению императорской четы: его величества Лоренца Первого и ее величества императрицы Варры Венерианской.
Кстати, имперский суд разобрал дело Омала Мохо и освободил его от ответственности за деяния, совершенные бретёром Джо Бастером, когда тот, находясь в теле последнего, пребывал на Земле. Поэтому Омал и Перри приняли приглашение императора с легким сердцем. Они не собирались надолго задерживаться на родной планете. Теперь у них был свой дом – роскошная вилла на берегу Гамильтон-канала, с обширным садом красно-фиолетовых марсианских деревьев. Молодожены решили, что временное возвращение на Землю станет их свадебным путешествием, из которого они привезут не только приятные воспоминания, но и маму Омала. Она пока еще не знает, что скоро ей предстоит стать бабушкой.