Обморок
Шрифт:
– Нет, делать ты будешь то, что увидел!
Гость посмотрел с недоверием.
– Вы что, правда хотите меня загипнотизировать? Я вам согласия не даю.
– Тип номер три, - произнес Янно, почти скучая.
– Станете вы меня гипнотизировать или нет? Я требую четкого ответа!
– Пожалуйста, четкий ответ: ничего подобного делать мы не собираемся! Между прочим, твоя мысль о самогипнозе оригинальна, поздравляю. До этого еще никто не додумался. Стало быть, в некотором отношении ты представляешь собой исключение.
– Я буду исключением во всех отношениях, вот увидишь. Предлагаю пари. Я заявляю, что если вы меня не загипнотизируете и не станете каким-либо иным способом мешать мне, то в момент X я сознательно сделаю иное, нежели все мы видели перед этим, причем так, чтобы у вас не было никаких сомнений. Ну, что ты теперь скажешь?
– Только одно: остальные говорили то же самое и с такой же уверенностью. Они считали, что все зависит от их воли. Как мы ни старались убедить их, нам не верили.
За поворотом начинался
– Дешевые фокусы, - проворчал гость.
– Если бы я не предложил пари, ты бы даже не притронулся к портрету. И вообще, какого черта, - продолжал он, - не хватает только явления духов, как на спиритическом сеансе. По-моему, подобное поведение - как бы сказать?
– не слишком корректно для научного работника. Я мог бы выразиться и резче.
– Черный юмор, - горько сказал Янно.
– Так легче справиться со своим бессилием. Впрочем, наверно, ты прав. Я действительно бестактен. Нервы у нас сдают, тут уж ничего не поделаешь. Но, в сущности, я тебя не удерживаю.
Он повернул картину и добавил:
– Пожалуй, все-таки тип номер пять.
– Что значит "тип номер пять"?
– Это я о твоих последних словах. Да нет, больше я тебе ничего не скажу, а то опять не поверишь, что я знал их заранее.
– У вас что, составлен целый каталог разных типов?
– Конечно! Можешь посмотреть его у Пабло. Очень интересно с психологической точки зрения: классификация типов неприятия действительности. Тип номер один сомневается в аппаратуре. Например, он садится к чаше, а потом говорит: "Ну, вот и все, можно вставать". И встает как раз в тот момент, который рассчитан компьютером. Тогда сей тип заявляет, что часы спешат или отстают. Тип номер два можно охарактеризовать следующим образом: допустим, человек увидел в чаше, как он почесывал затылок. Он говорит: "Именно этого я делать не стану". И как раз когда он произносит "именно этого", он почесывает затылок, причем все происходит точно в заданный момент. Тогда человек начинает ругаться, кричит, что его подловили... словом, что-то похожее на твою мысль о самовнушении. Тип номер три - кто-то еще - считает, что его загипнотизировали.
– Позволь, но этого вы опровергнуть действительно не можете, по крайней мере вы не можете доказать самому испытуемому, что не прибегали к помощи гипноза.
Янно молча пожал плечами. Теперь он повернул в коридор с красными дверями.
– Лаборатория Пабло находится в самом конце, - сказал Янно.
– Мы шутим, что Пабло работает почти в инфракрасном секторе.
Применяется ли в институте обычная шкала цветов для дверей или иная, спросил гость, и Янно ответил, что обычная, то есть каждый цвет обозначает степень секретности ведущихся работ, от красного цвета и выше; тогда гость с удивлением заметил, что Янно работает в коридоре с синими дверями, значит, его работа считается гораздо секретнее, чем у Пабло, хотя, насколько ему известно. Яйцо всего лишь навеете собирает и сортирует газетные вырезки, Пабло же...
– Именно поэтому, - ответил Янно.
– Подвохов можно ждать только от прошлого, а будущее для всех открыто. Впрочем, - добавил он тут же, - мы все здесь мелкая сошка, институт у нас оранжевый.
– Под стать вашей логике, - пробормотал гость и вдруг резко протянул руку.
– Итак, пари? Ставлю целых пять фунтов против одного!
– Нет, не могу, - покачал головой Янно.
– Ведь я точно знаю, что ты проиграешь. Погоди, не кричи, выслушай меня. Пари предлагались сотни раз, десятки раз я сам был свидетелем - и ни одного исключения, ни одного! Допустим, мы увидели, что человек будет сидеть у стола вполоборота, причем ровно через двадцать секунд; увидев это, человек сразу вскакивает и начинает бегать по комнате; вдруг он подворачивает себе ногу и падает на стул, пододвигается вполоборота к столу, а время, конечно же, равно Х! Вторая попытка. И снова мы видим то же самое: он будет сидеть за столом через двадцать - нет, на этот раз уже через восемнадцать секунд; человек опять встает, только теперь он ходит по комнате осторожно и говорит, мол, ничего подобного больше не случится, уж теперь-то он ноги не подвернет! Он медленно подходит к столу и внезапно, ни с того ни с сего кричит: "Вы что думаете, я вам подопытная обезьяна? Думаете, я во всем стану вам подчиняться? Вы ждете, что я по комнате буду мотаться, а я не буду!" Он садится и орет: "В конце концов, я - свободный человек!" И конечно, опять время X. Нас словно обухом по голове ударило, и сам он был совершенно подавлен, а потом превратил свою неудачу в целую программу. Он стал твердить, что ему надоело во всем прислушиваться к мнению других и теперь он намерен подчиняться лишь собственной воле, утверждая тем самым свою индивидуальность. А тут как раз готовились очередные выборы в институтское руководство. Вот он и написал большущее письмо в дирекцию с отводом основного претендента. И надо же было приключиться такой чертовщине, что чуть ли не каждый сотрудник института написал похожее письмо, и сверху поступило распоряжение снять кандидатуру претендента - помнишь,
– Тьфу! Опять самовнушение, и больше ничего, - скривился гость и предложил ставку до десяти фунтов к одному.
Они остановились перед лабораторией Пабло.
– Конечно, мы работаем всего-навсего в оранжевом институте, - мрачно сказал Янно, - но это еще не означает, что здесь собрались круглые идиоты! Мы привлекали к экспериментам психологов; мы привязывали человека к стулу, если видели, что он должен встать, но у него от нейлонового шнура тут же начиналась острая аллергия, приходилось человека отвязывать, и он сразу вскакивал с места. Или мы приделывали к подлокотникам кресла стальные наручники, но испытуемый буквально за несколько десятых секунды до срока вдруг отказывался от продолжения эксперимента, так как он, видите ли, боится, что его потом будут мучить кошмары. Я мог бы рассказать тебе сотни таких случаев. Мы снимали всю лабораторию на пленку, определяли время X с точностью до микросекунды, и всегда происходило одно и то же: будущее оказывалось именно таким, каким оно должно было оказаться. Что показывает светящаяся чаша, то и наступает, и нет никакой возможности как-то помешать этому или что-либо изменить. Сначала говоришь себе: "Ну дела! С ума сойти!" А потом чувствуешь, что действительно сходишь с ума; сначала смеешься ты, а потом смех раздается внутри тебя сам собой, будто над тобой смеются какие-то адские силы, во власти которых ты оказался. Ты бессилен, совершенно бессилен - поверь мне, это нельзя представить себе со стороны!
У него достаточно богатая фантазия, чтобы представить себе самые невероятные вещи, ответил гость.
– Но только не такие, поверь нашему опыту! Мы почувствовали это уже в самом первом эксперименте: отчаяние и унижение. Зачем они тебе? Не надо, еще раз прошу тебя! Я же твой друг, послушайся моего совета...
– А есть у тебя, - спросил гость, взявшись за ручку двери, - есть у тебя какое-нибудь объяснение этому? Ты же специалист по проблемам каузальности. Следствия без причины не бывает, так ведь ваши классики учат. Какие же у тебя есть объяснения?
– Эффект АК со струйным засасыванием, - тихо сказал Янно.
– Что такое АК?
– Антикаузальность.
– Черт вас дери!
– прокричал голос из комнаты.
– Хотите зайти, так заходите. От вашей болтовни за дверью свихнуться можно.
Гость открыл дверь и растерянно замер на пороге; Янно подтолкнул его вперед. Лаборатория чем-то походила на прачечную: стены из бетона, пол из бетона, потолок из бетона; маленькое окно; тяжелый табачный дым и винный перегар. Ни одной картины, ни одного горшка с цветами, даже какой-нибудь статистической диаграммы с красными и синими кривыми и той нет; ни одного цветного пятна - кругом только серый цвет. Даже письменный стол и сидящий за ним Пабло были серыми; коричнево-серый стол и пепельно-серый Пабло; а между письменным столом и окном стоял - это был единственный прибор светло-серый каркас с бледно-серой чашей из плексигласа, а рядом темно-серым пеньком - вращающийся стул. Пабло фыркнул, как тюлень, и его одутловатое лицо с недельной щетиной на щеках поднялось из глубины кресла. Он что-то поставил в ящик письменного стола и задвинул его. Глаза Пабло были несколько остекленевшими. Гость все еще стоял на пороге.
– Это Пабло, - сказал Янно. Пабло засопел; гость шагнул было к нему, но тут Янно вскрикнул.
– Что за чертовщина?
– заволновался он.
– Смотрите на компьютер.
– Не двигайтесь с места!
– крикнул вслед за ним Пабло. Гость замер.
– О материя, - сказал Янно, - такого никогда не бывало!
Гость в поисках компьютера посмотрел в том направлении, куда глядели оба экспериментатора, и стал внимательно изучать каркас. Высотой он был в половину человеческого роста, вверху сходились на конус четыре металлические трубки, снизу они были загнуты, образуя ножки; сверху на трубки было насажено металлическое кольцо, в нем помещалась чаша из плексигласа; в центре каркаса выглядывала небольшая серо-зеленая панель размером с футляр для маникюрного набора; двумя серебристо-серыми проводниками панель соединялась с пультом, установленным на письменном столе; на пульте пять кнопок. Еще два проводка тянулись от пульта к чаше; между чашей и панелью гость заметил две тонюсенькие нити, которые слабо поблескивали на фоне серого бетона; наконец, на передней стенке компьютера - если это был компьютер, а это действительно был компьютер - имелась шкала с делениями и стрелкой. Других деталей он не разглядел. Почему закричали хозяин комнаты и Янно, оставалось непонятным.