Обнаружение цели
Шрифт:
— Почти полный порядок, что даже удивительно — «слегка» соврал лечащий.
— Почти? — понял намек просвещенный коллега.
— Они короче в половину, — икнул зав, пугая пластика — но если вы о возможности взятия куска для имитации влагалища — то это не проблема.
— Половины... нооо? — хирург походу в шоке, и даже слегка в астрале.
Говорит ломано, и рот не закрывается. Ну а зав... кажется, понял, что сболтнул лишнего, но заднею сдавать уже как бы поздно.
— Да, у неё удивительный кишечник. Даже в таком состоянии он работает почти как полноценный. Так что
— Но... — протянул на это пластификатор человеческих тел, и вновь нагнулся к моей промежности.
Все тщательно осмотрел, ощупал, и вновь обратился к компетентному лицу — начальнику отделения, исполняющего обязанности моего лечащего врача, надсмотрщика, и просто — ответственного.
— С кожей как погляжу, тоже особых проблем нет. Но вот это трубка... — коснулся он торчащей из моей поясницы пластиковой фигни, задумчиво её теребя, вызывая не самые приятные ощущения.
И тут уже зав отделения пришлось пожать плечами и тяжело вздохнуть — ничем не можем помочь, ничего не можем поделать. Клапана для подобного делать еще не научились, да и взять их для данного места не откуда. Пропускать через все тело пластик поздно — придется вынуть вновь делать полостную, полностью выпотращивая бедняжку, да и резиновый пакетик за место мочевого пузыря — так себе идея.
— А если взять клапан от какого-нибудь сосуда? — спросил я врача, когда пластический хирург уже ушел. — А пузырь сделать из той же кишки?
Бедняга вылупился на меня как на идиотку. Сказал, что это так не работает, что так нельзя... а потом махнул рукой, заявив:
— Да с тобой вообще все через жопу!
И согласился. Операцию назначали через два месяца — раньше, как я не умолял, никто ничего делать не захотел, «тебе надо восстановиться после всего! И желательно вообще не месяц, и не два — а полгода!», но позже — у меня уже могут быть проблемки, и я бы не хотел, чтобы меня вскрывали уже тогда. Я не желаю столь долго жить неполноценным! Без почки, и с кусочком печени.
А уже на следующий день, мать увезли в операционную, на кесарево сечение. И тогда же, у меня родился брат. Слабый, беспомощный, и недоношенный. Лишенный материнской любви и молока, ввиду тяжёлого состояния родительницы после операции и родов. Чворт.
Пришлось в тихую, с милыми глазками, перебираться из хирургического отделения военного госпиталя в родильное отделения городской больницы, из пациентки в санитарку. Не знаю, как это все провернул зав хирургического отделения госпиталя, но стоило ему аргументированно доказать, что мне это надо, он тут же согласился.
Просто выслушал, что жизнь матери и брата для меня важна, и я хочу быть рядом, а не жить в неведенье, согласился с тем, что мне самому пока еще нужен медицинский присмотр, несмотря на всю мою «черезжопность» и на территории родильного отделения за мной всё равно присмотрят. Да и с тем, что лишние руки никому еще лишними не были, спорить не стал.
Единственный его аргумент против, это то, что мне доучиваться надо! Но с учетом тог, что я и так завис в неизвестности и подвешенном
И вот я уже бегаю по роддому, от мамашки к мамашке, таскаю поесть. Булькаю бутылочкой на ноге, но бегаю! Бегаю ведь! Правда с утра, у меня как у всех пациентов, осмотр, вечером в прочем тоже, иногда средь дня приезжие врачи проводят какие-нибудь тесты, да и койка места в одной из палат тоже есть.
— Вот странная девица! Все тело в свежих шрамах, баночка с мочой на ноге болтается, а бегает как лань по отделению! — не укрылся от моих ушей перешопот коллег, и я подумал, что со шрамами пора завязывать.
С органами пока нет — меня еще вскрывать ведь будут! И придется сдерживать регенерацию, и желание тела уже начать восстанавливать утраченное по предложенным мозгом чертежам, а вот с кожей — это входит в мою легенду! И пора возвратить себе кожу куклы Барби! Коль я таковой по половым признаком и являюсь.
— Мама привет! — поприветствовал я мать, с жизнерадостным видом вваливаясь к ней в палату, куда её недавно перевели из реанимации — Сегодня видела Ивана — напомнил ей о сыне, присаживаясь на её кушетку — Такой шибутной лежит в барокамере!.. — и щебетать, щебетать ни о чем.
У Ваньки тридцать три врожденные болячки. Начиная от пятен с нарушением пигментации, и заканчивая пороком сердца, что я бы подумал впихнуть в него своё, если это было возможно — группы крови у нас с ним разные, а как говорят врачи — это противопоказание к трансплантации органов. Однако, несмотря на это все, он, как и еще два десятка других малышей в палате, быстро идут на поправку.
Сейчас главное не переборщить! Главное не перестараться! Не повторить случай с матерью! У неё наконец диагностировали то, что я уже так давно чувствовала — рак крови. И пусть я уже предложил свою жижу взамен её, доить меня хоть по литру в неделю! Врачи, даже знающие об моей регенерации, отказались это делать.
— Пап... — произнес я, стоя вместе с ним на крыльце черного хода, выйдя туда подышать, а вернее — проводить его из отделения, после посещения палаты матери.
Стоя тут, напару, смотря вдаль, и думая, как нам теперь дальше жить.
— Пап, пообещай мне одну вещь... — отец повернул ко мне голову, всем видам выражая готовность слушать дальше, я же продолжал смотреть на закат — Если будет выбор, меж мной и Ванькой, ты выберешь его.
— Что ты какое говоришь, дочка!? — после минутной задержки, паузы, во время которой мозг пытался соотнести звуки со смыслом, буквально вспылил отец, почти срываясь на крик.
— Ты ведь знаешь, кто я такая.
— Дочь моя? — усмехнулся мужчина, ложа руку мне на плечо.
— Монстр.
Отец хотел на это возразить резкое «ЧТО?!», но слово из глотки не вышло, а морда скорчилась, как видно от воспоминания той кашей, которой он меня вынес из того злополучного подвала.
— Ты не монстр, дочка, не надо.
— Монстр. И ты это знаешь.
— Знаю... — проговорил он, и убрал руку с плеча, вновь уставившись вдаль. — И знаю уже очень давно, но как ведёшь это ничего не меняет.