Обнаженная модель
Шрифт:
Юрий Артемьевич набрал номер телефона и пригласил Евгения Вениаминовича. Не прошло и пяти минут, как он уже сидел рядом со Светланой, и мы выпили по рюмочке за знакомство. Шапиро оказался весьма пожилого возраста, сухоньким со смугловатым лицом, с коротко стрижеными седыми волосами. Однако держался он бодро, был разговорчив и доброжелателен, весь вечер оказывал знаки внимания Свете, ухаживал за ней, целовал ручки, задавал вопросы и веселил забавными рассказами из жизни старого оператора. Разговаривая, он как бы невзначай дотрагивался до ее колен. В застолье я рассказал Шапиро, что мне довелось работать на двух картинах с оператором Анатолием
— Вы работали именно с Анатолием Карпухиным? — спросил он.
— Да, Евгений Вениаминович, именно с Анатолием Яковлевичем, — ответил я. — Мы провели с ним две игровые картины «Махтумкули» и «Приключение Доврана».
— Ну, и как он поживает? Снимает ли что-нибудь? — поинтересовался Шапиро, — ведь он, в своем роде, мой ученик, не по ВГИКу, конечно. Он работал у меня сначала ассистентом, а потом вторым оператором. Товарищ он способный, аккуратный, но чудовищно скупой. После съемок, по традиции, вся операторская группа с осветителями сбрасывались по рубчику, у Анатолия никогда не оказывалось денег, однако, от выпивки он не отказывался. Он все такой же?
— Евгений Вениаминович! Недавно я встретил его во дворе ашхабадской студии, он был в той же самой одежде, той же рубахе, штанах и китайских босоножках, что и почти двадцать лет назад. На мой вопрос, почему он до сих пор не уехал в Ленинград, Анатолий, смеясь, сказал:
— Вот видишь, я так хожу круглый год, и зимой и летом, а в Ленинграде надо теплую одежду, обувь, там сыро и холодно, я уже отвык от этого.
— Анатолий, — возразил я, — ты же коренной ленинградец, и квартира у тебя там есть.
— Да, конечно, ты прав. Как ни тепло в Ашхабаде, а домой возвращаться придется. Ты не поверишь, Володя, ведь я в Ленинград летал на каждые выборы, голосовал за депутатов только, чтобы не потерять прописку. Да и мама тогда еще была жива. Теперь всерьез подумываю о возвращении.
— Анатолий давно на пенсии, — продолжал я рассказывать о Карпухине, — но я знаю, что он каждый день ходит на ашхабадскую киностудию, давно ставшую ему родной, ходит туда как на работу. Видимо скучает, и по инерции продолжает заглядывать в павильоны, многих ассистентов, будучи их наставником, он вывел в операторы.
Джорогов засмеялся, положил руку на плечо Шапиро и сказал:
— Женя, это твоя школа, ты ведь тоже на пенсии, а на «Ленфильм» каждый день как на работу ходишь.
— Привычка — вторая натура, — вздохнул Шапиро и, обращаясь ко мне, попросил:
— Володя, если встретите Анатолия, передайте ему привет и скажите, что я его помню и горжусь его успехами. Он, кажется, получил заслуженного, и даже стал лауреатом Госпремии. Только не говорите, что я отозвался о нем, как о скупердяе, это я любя.
— Что вы, Евгений Вениаминович, ваш поклон Анатолию будет приятен, он много о вас рассказывал хорошего и считает вас своим наставником. На съемках мы держались вместе, и хорошо понимая друг друга, отстаивали интересы изобразительного ряда в фильме, порой не совпадающие с режиссерскими интересами. Возможно, и дальше бы работали, но меня стали приглашать на другие студии, и наши встречи стали очень редкими. Я уверен, что теперь он вернется в свой родной Ленинград. Все эти годы он не выписывался из своей ленинградской квартиры, где оставалась жить его мама. Теперь,
Глава 35
Распался великий Советский Союз, республики стали самостоятельными государствами и, естественно, все творческие союзы, в том числе и Союз художников СССР, перестали существовать. Всесоюзные художественные выставки, проводимые в московском Манеже и ЦДХ, также закончились. По старой привычке, будучи в Москве, я зашел на Гоголевский бульвар, 10, в Союз художников, чтобы заплатить членские взносы и повидать Игоря Обросова, Асю Зуйкову, зайти в редакцию журнала «Творчество», чтобы увидеться с Юрием Ивановичем Нехорошевым, а потом пообедать в любимом ресторане. Каково же было мое удивление, когда вместо уютного ресторана я увидел складское помещение, а перед входом в него небольшой ларек, в котором продавались товары для художников. На прилавке лежали тюбики с красками, колонковые кисти, разбавители, лаки, но теперь уже по фантастически бешеным ценам. Я поднялся на второй этаж по мраморной лестнице, некогда застеленной красным ковром, вошел в бывшую приемную секретариата Союза, где сидела незнакомая симпатичная девушка, я поздоровался и представился. Она вопросительно посмотрела на меня и спросила:
— Вы к Дробицкому?
— Простите, а Дробицкий это кто?
— Эдуард Николаевич Президент нового Союза художников с официальным названием Творческий союз художников России.
В этот момент из кабинета вышел высокий худой мужчина средних лет.
Он острым взглядом окинул меня и сказал:
— Зайдите, пожалуйста, ко мне.
Я вошел в столь знакомый мне кабинет, где раньше сидел секретарь Союза художников СССР, Владимир Иванович Володин.
— Присаживайтесь, — предложил мне Дробицкий, — я понял, что вы художник, так ведь?
— Да, Артыков Владимир Аннакулиевич, член Союза с 1973 года. Хочу узнать, кому платить членские взносы, если Союз еще существует.
— Прежний Союз художников СССР распался, как и вся наша страна, — усмехнулся он.
— А как быть нам, теперь уже бывшим членам?
Лицо Дробицкого приняло официальный вид, и он серьезно сказал:
— Я хорошо знаком с вашими работами не только по выставкам, но и публикациям. Теперь будем знакомы и лично. Вы как известный художник, имеющий почетное звание и награды, с большим стажем в прежнем Союзе можете вступить к нам в Творческий союз художников России без рекомендаций и обсуждения приемной комиссией.
Он широко улыбнулся и предложил:
— Напишите заявление на мое имя о вашем желании вступить в Союз и приложите к нему две свои фотокарточки. Все отдадите референту. Она же примет и членские взносы и вручит вам новое удостоверение.
Эдуард Николаевич встал:
— Заранее поздравляю, вы приняты в члены Творческого союза художников России и одновременно вы становитесь членом Международной Федерации художников.
С Гоголевского я поехал на киностудию им. М. Горького, где мне хотелось повидать знакомых — актрису Нину Иванову, сменившую свою профессию на второго режиссера, и своих друзей, операторов Володю Архангельскогои Лешу Чардынина. Пройдя по коридору второго этажа, увидел своего старшего коллегу известного художника кино Петра Исидоровича Пашкевича, он был бледен и худ. Мы обнялись.