Обнимай и властвуй
Шрифт:
— Девочка моя, испанское правосудие — это просто издевательство. Король Карлос потребовал удовлетворения за оскорбление, нанесенное ему и его королевству, решив наказать людей, осмелившихся бросить вызов могуществу его католического величества, в назидание жителям остальных заморских провинций Испании. Вот в чем все дело. Такой чести удостоились двенадцать человек: двое офицеров французской армии, двое адвокатов, четверо плантаторов и четверо торговцев.
Фелиситэ удивленно посмотрела на брата.
— О чем ты говоришь?
— Так к нам обращалась
— Это ужасно. Значит, суд над ними будет простым фарсом и О'Райли уже заранее признал всех арестованных виновными?
— Совершенно верно. А так как я не принадлежу ни к одной из перечисленных категорий и не похож на пламенного революционера, меня решили пощадить.
— Но отец…
Валькур стиснул руку девушки так крепко, что его пальцы побелели.
— Твой отец, Лафарг — торговец, известный человек и вольнодумец, вдобавок он один из самых богатых людей в городе. Поэтому испанцы считают, что он виноват больше остальных.
Глаза Фелиситэ наполнились слезами. Высвободив руку, она поднесла дрожащие пальцы к губам. Слова Валькура обнажили ее страхи настолько, что в душе у нее все затрепетало.
— Фелиситэ, — проговорил Валькур с потемневшим от волнения лицом, — прости, если я был слишком резок и заставил тебя переживать, но следует смотреть правде в глаза.
Девушка глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки.
— По-моему… По-моему, ты уже успел свыкнуться с этой мыслью. А я — еще нет.
— Мне не следовало заявлять об этом так открыто. Однако у меня много дел и наверняка слишком мало времени, чтобы успеть их сделать.
Фелиситэ почти не обратила внимания на напыщенный тон его последней фразы.
— Мы обязательно должны что-нибудь придумать, чтобы спасти отца. Я не могу отделаться от мысли, что его арестовали из-за меня, из-за того, что я невежливо обошлась с полковником. Может, если бы я пошла к О'Райли и все ему объяснила или хотя бы поговорила с самим полковником…
— Нет! Это бесполезно. О'Райли уже и так осаждают женщины, умоляющие пощадить их мужей.
— Этот Мак-Кормак, наверное, очень влиятельный человек. Если найти к нему правильный подход, его можно убедить воспользоваться своим влиянием.
Валькур пристально посмотрел на нее сузившимися глазами.
— И что же, дорогая сестра, по-твоему, представляет собою этот правильный подход?
— Почему ты на меня так смотришь? Я сама еще не знаю. Я могу извиниться перед ним за свое поведение, попробовать уговорить его еще раз подумать насчет наказания отца за мои проступки. — Фелиситэ говорила несвязно, вытянув вперед руку, что выражало у нее крайнее отчаяние. — Я буду умолять, плакать, обещать сделать что угодно ради того, чтобы отца освободили.
— Что угодно? — тихо переспросил Валькур. Встретив тяжелый взгляд брата, Фелиситэ поняла, что он имел в виду.
— Я сказала это не в буквальном смысле. Такая мысль даже не приходила мне в голову.
— Но это не значит, что она не придет в голову Мак— Кормаку.
— Не думаю. Он не способен на это.
— Не способен? Он — завоеватель, хотя пока ему еще не доводилось обнажать шпагу. — В словах Валькура чувствовалась горечь, в уголках рта залегли жесткие складки. Камзол из ворсистой бумажной ткани красновато-коричневого оттенка, в который он только что переоделся, плохо гармонировал с болезненной бледностью его кожи и с темными тенями вокруг глаз, появившимися в результате бессонных ночей. Такое невнимание к собственному туалету свидетельствовало о том, что он сильно переживал из-за сложившегося положения.
— Нет, это невозможно, такое не должно случиться, — прошептала Фелиситэ.
— Захватывать женщин у побежденных всегда считалось честной игрой.
— Возможно, так было принято у варваров, но Испания и Франция — цивилизованные страны. Наши правители доводятся друг другу кузенами, наши языки произошли от одного латинского корня.
— Но О'Райли и Мак-Кормак, если ты помнишь, ирландцы.
— Это не делает их дикарями.
Наклонившись вперед, Валькур с силой ударил кулаком по столу.
— Забудь об этих безнадежных выдумках! Поверь, это просто сумасшествие. Сейчас нужно заниматься только одним — готовиться к бегству.
— К бегству? Что ты имеешь в виду? — Брови Фелиситэ сошлись на переносице от охватившего ее недоумения, смешанного с ужасом.
— Что я могу иметь в виду? — процедил Валькур. — Бежать отсюда, уехать, сесть на корабль! Мы должны собрать все ценности, которые сможем захватить с собой, прежде чем они успеют описать имущество твоего отца и конфисковать все, что тебе принадлежит, выставив при этом тебя на улицу как нищенку.
— Если я сделаю так, как ты советуешь, меня сочтут преступницей, похитившей государственное имущество. Где мне тогда спрятаться, чтобы меня не разыскали?
— Ты можешь укрыться в Британском Манчаке или уехать вместе со мной во Францию.
— Ты собираешься во Францию? — в голосе Фелиситэ одновременно прозвучали недоумение и укор.
— Похоже, это самое разумное, что можно сделать. Зачем мне оставаться и жить в страхе, как бы О'Райли, допросив остальных арестованных, не решил, что ему не помешает взять для устрашения еще и парочку бонвиванов?
— И как же ты задумал бежать?
— У меня есть друзья, которые помогут мне добраться до Гаваны, где я смогу сесть на корабль, идущий в Гавр.
— Друзья? — Фелиситэ знала, что Валькур общался с людьми, о которых они с отцом не имели ни малейшего представления. Иногда он куда-то исчезал вместе с ними сразу на несколько дней, а то и недель. Вопросы на эту тему обычно вызывали у него холодную злобу, отбивавшую всякую охоту задавать их снова. Сейчас он только пожал плечами в ответ.
— Так это к ним ты посылал с поручением Дона?